Унесенные ветрами надежд

Фелисити принюхалась к материи, в которую швеи перед раскройкой на несколько недель заворачивали ароматные мешочки с цветами. Затем она упорхнула дальше, сначала к туфелькам, украшенным жемчужным бисером и серебряными пряжками. Затем внимательно рассмотрела украшение для волос – ленту из ляпис-лазури, которая покоилась на синем бархате и блестела, соревнуясь с глазами невесты. Девушка пощупала фату, чулки и белую нижнюю юбку, с энтузиазмом комментируя разные незначительные и второстепенные детали, хотя уже предварительно как минимум раза три рассмотрела их очень тщательно. Восторг Фелисити по поводу всего, что было связано с предстоящей свадьбой, был безграничным, пусть даже виконт с самого начала подчеркнул, что это будет скромный праздник с простой церемонией в узком кругу и незначительным количеством приглашенных гостей.

Элизабет самой хотелось, чтобы было именно так. Ее мать и сестры умерли только в прошлом году, и, учитывая эти обстоятельства, большое празднование казалось ей неуместным. И если бы из-за «круглоголовых» ей не пришлось так срочно вступать в этот политически обусловленный брак, то она, конечно, ни за что не вышла бы замуж, тем более за человека, которого она почти не знала. При этом, как она сама себе признавалась, могло быть намного хуже. Роберт Данмор был не из дворян, однако имел хорошее образование и очень состоятельных родителей. Кроме того, он был вполне представительным мужчиной – высоким, худощавым и с довольно приятным лицом – и вызывал тайные восхищенные взгляды у всех служанок в поместье Рейли-Манор, включая старую повариху. Да и Фелисити при каждой возможности восторженно отзывалась о будущем супруге Элизабет и при этом в очень цветистых выражениях описывала мечты о вечной любви, потому что ничего иного и не могло быть между двумя такими красивыми людьми.

Внизу в холле висела картина, на которой был изображен посланец богов с золотистыми локонами. Именно на него был поразительно похож Роберт, так что складывалось впечатление, будто он лично позировал художнику. Кроме того, ее будущий муж был дружелюбным и приятным человеком, он часто просто подходил к ней или брал ее за руку, чтобы пожать ее. Однажды, когда они вдвоем в библиотеке рассматривали большой глобус, Роберт наклонился к ней и поцеловал ее в шею. Ее охватил приятный мягкий трепет, и если бы в этот момент за дверью не послышались твердые шаги его отца, то он, вероятно, позволил бы себе еще больше.

– Скоро, – прошептал он ей на ухо, коснувшись при этом своими губами ее волос. – Скоро ты будешь моей!

У нее после этого еще долго учащенно билось сердце.

А в остальном у них до сих пор еще не было ни одной возможности побыть наедине. Где бы ни находился Роберт, в большинстве случаев тут же где-то рядом был и его отец. Очень редко бывало такое, чтобы он упускал Роберта из виду. Однажды Элизабет в шутку спросила его об этом, на что он, предварительно убедившись, что его отец не услышит их, со смехом ответил:

– Когда-то в детстве я чуть не утонул. И с тех пор отец боится, что со мной может что-то приключиться, прежде чем я сделаю его дедушкой. Ты должна знать, что самое большое его желание – это основание династии, и чем быстрее, тем лучше.

При этих словах в душе у Элизабет зародилось какое-то нехорошее чувство, причем она сомневалась, было ли это связано с мыслью о том, что ей вскоре предстоит стать матерью, или же ей стало неприятно, оттого что Гарольд Данмор, возможно, вскоре так же строго будет контролировать ее, как и своего собственного сына.

– Я хочу покататься верхом, – коротко и решительно сказала она Фелисити.

Ее кузина капризно надула губы.

– Ах, на улице так неуютно. Давай лучше сыграем в пике. Или помузицируем.

– Это мы сможем сделать и сегодня вечером, когда стемнеет.

Элизабет не хотела отказываться от верховой прогулки. Осталось так мало времени, чтобы она могла насладиться скачкой по привычной местности. Девушка оделась для верховой езды и спустилась вниз. В холле сквозь неплотно закрытую дверь библиотеки она услышала голоса – голос жениха и будущего свекра.

– …Можешь делать что хочешь, но до тех пор ты будешь держать себя в руках! Мы поняли друг друга? – донеслись до нее слова Гарольда Данмора.

– Ладно, – ответил Роберт, голос которого показался ей рассерженным.

Без сомнения, все в молодом человеке противилось тому, что отец так часто порицает его, в конце концов, он уже давно не был зеленым юнцом, как-никак ему исполнился двадцать один год. Что касается самой Элизабет, которой было семнадцать, то ее отец не обращался с ней, как с ребенком, даже наоборот: иногда ей казалось, что она тут самая взрослая, а виконт находится под ее покровительством.

По дороге к конюшне ей встретился отец, высокие сапоги которого были испачканы глиной, а лицо покраснело от холода. Вокруг него с лаем прыгали собаки, тут же смолкнувшие по его приказу.