- До встречи, Джон, - Моран развернулся и твердым шагом пошел прочь, Джон же направился к вертолету, чувствуя наряду с грустью прилив неведомо откуда взявшихся сил и невероятное чувство удовлетворения происходящим. Все, наконец, может измениться в лучшую сторону, ведь он возвращается домой, может отомстить своему истязателю и помочь поймать его. Из всего единственное, что казалось трудным – это убедить в своей правоте, ведь улика не была столь неопровержимой, как, например, возможные записи разговоров во время сквоша, или короткие едкие замечания Джима во время просмотра сводок новостей. Лишь небольшая доля вероятности, что ему поверят, и в этом Себастиан как всегда не ошибся. Открыв дверь, Джон сел в кресло летчика-штурмана и сосредоточенно начал поднимать вертолет в воздух. Управлять самому и без помощников ему не впервой - Моран считал своим долгом обучить его всему, что он умел сам. При мыслях об этой альфе вновь стало как-то невыносимо одиноко, ведь они три года провели бок о бок, и их взаимоотношения настолько трансформировались за это время, что иногда Джон ловил себя на мысли, что мог бы еще потерпеть выходки своего партнера Джима Мориарти ради Себастьяна Морана. Он был первым альфой, который никогда не видел в нем слабака, не показывал своей жалости, когда обрабатывал новую порцию ссадин, порезов и синяков, оставшихся после бурной ночи с Джеймсом, и не считал его неженкой. Но с другой стороны эти три года обернулись душевной пыткой. Потаенную часть души и сознания на протяжении этих лет пришлось игнорировать, но она возвращалась и брала вверх ночью, принося с собой выматывающие кошмары. Этот извечный густой туман, обволакивающий тело плотными кольцами – он был всюду и никуда от него не деться. В той тьме и дымке он был не один. Во мраке он слепо искал безымянного человека, будто тот был неведомым безопасным убежищем, спасением от собственных страхов и тем, кто заполнит пустоту в груди. Джон ненавидел и одновременно жаждал пробуждений, каждый раз боясь момента, когда сон полностью захватит его и никогда не закончится.
Проверив основные показания и связавшись с диспетчером, Джон постарался отгородиться от ненужных мыслей и воспоминаний. Все вот-вот закончится, и он вернется назад. К Грегу, к тому, о ком он запрещал себе думать и с кем хотел быть рядом. Ну, и конечно, какая-то крохотная часть хотела вновь встретиться с тем невероятным, удивительным и проницательным человеком, имя которого Шерлок Холмс.
Джон забежал в квартиру на О’Коннел-стрит*, расположенную в доме, выполненном в готическом стиле из красного кирпича. За те три года, что он прожил здесь, в Дублине, Джон несколько раз успел полюбить и возненавидеть это место. В этих больших комнатах Уотсон не раз задумывался о побеге. В одной из них он получал первоклассные уроки самообороны от Себастьяна, другая же - спальня Джима, служила изощрённой пыткой для него, и от одного только взгляда на темную, выполненную из дуба дверь в памяти мгновенно воскресал металлический привкус крови, когда он задыхался и глотал её. Гостиная напоминала об играх в сквош и той странной компании, что приходила в этот дом. Джон провел рукой по спинке бежевого кожаного дивана и усмехнулся, посмотрев на подушки цвета фуксии. Еще в прошлый вторник одну из них подкладывал себе под поясницу представитель ирландской властной верхушки. И да, Джон еще в Лондоне понял, что актерство для Джима прикрытие, а его настоящая роль в политике, впрочем, как и в масштабах планеты - слишком тонка для понимания обывателя. Его партнер вел двойную игру и опережал всех на несколько шагов, поэтому к нему нельзя было подкопаться, хотя кто, будучи не в горячке, может подумать или хотя бы предположить, что отпрыск аристократической семьи может вершить судьбы всего мира? Ответ напрашивался сам собой.