Унесенные ветром

Она шепнула: «Да», не успев даже подумать, точно он силой вырвал у нее это слово и она произнесла его, сама того не желая. Но как только она его произнесла, в душе ее наступило внезапное успокоение, голова перестала кружиться и даже чувство опьянения как будто прошло. Она пообещала выйти за него замуж, хотя вовсе не собиралась давать такое обещание. Она сама не понимала, как это случилось, но в общем-то не жалела о случившемся. Теперь ей казалось даже вполне естественно, что она сказала «да», — точно вмешалась некая божественная сила и некая могучая рука уладила все ее дела, разрешила все ее проблемы.

Ретт быстро перевел дух, услышав ее «да», и нагнулся над ней, словно хотел еще раз поцеловать; она закрыла глаза, откинула голову. Но он отстранился от нее, и она почувствовала легкое разочарование. Странное это было ощущение, когда он так ее целовал — странное и волнующее.

Какое-то время Ретт сидел неподвижно — ее голова покоилась у него на плече, и она почувствовала, как, словно подчиняясь внутреннему усилию, дрожь в его руках стала проходить. Потом он слегка отодвинулся и посмотрел на нее сверху вниз. Она открыла глаза и увидела, что пугавший ее пламень в его лице погас. Но встретиться с ним взглядом она почему-то не могла и в нарастающем смятении опустила глаза.

— Вы сказали это осознанно? — спросил он очень спокойно. — Вы не хотите взять свое слово назад?

— Нет.

— Вы так сказали не потому, что я… как же это говорят?.. «выбил у вас почву из-под ног» моей… м-м… моим пылом?

Она не могла ответить, ибо не знала, что сказать, и не могла встретиться с ним взглядом. Он взял ее за подбородок и приподнял ей голову.

— Я говорил вам как-то, что могу снести от вас что угодно, кроме лжи, и сейчас я хочу знать правду. Так почему вы сказали «да»?

Слова по-прежнему», не шли у нее с языка, но самообладание начинало возвращаться — она продолжала смотреть вниз, лишь уголки губ чуть приподнялись в улыбке.

— Посмотрите на меня. Из-за моих денег?

— Как можно говорить такое, Ретт! Что за вопрос!

— Посмотрите на меня и не увиливайте. Я не Чарлз, и не Фрэнк, и не какой-нибудь лоботряс из ваших краев, которого можно обмануть хлопаньем ресниц. Так из-за моих денег?

— Ну… частично — да.

— Частично?

Казалось, это его не раздосадовало. Он быстро перевел дух и усилием воли погасил желание, засветившееся было в его глазах, когда она это произнесла, — желание, которое так смутило ее.

— Видите ли, — беспомощно проговорила она, — деньги — они ведь никогда не лишние, вы это знаете, Ретт, а бог свидетель, Фрэнк оставил мне не так уж много. Ну и потом… вы же знаете, Ретт, мы понимаем друг друга. И вы единственный из всех знакомых мне мужчин, кто способен услышать правду от женщины, а ведь приятно иметь мужа, который не считает тебя полной идиоткой и не хочет, чтобы ты ему врала… и кроме того… ну, словом, вы мне нравитесь.

— Нравлюсь?

— Видите ли, — капризным тоном заявила она, — если бы я сказала, что влюблена в вас по уши, то соврала бы, а главное, вы бы знали, что я вру.

— Мне порой кажется, вы слишком далеко заходите в своем стремлении говорить правду, моя кошечка. Не кажется ли вам, что в данную минуту лучше было бы сказать: «Я люблю вас, Ретт», даже если это ложь и даже если вы вовсе этого не чувствуете?

Куда он клонит, подумала она, все больше и больше запутываясь. Вид у него был такой странный — он был взволнован, раздосадован и в то же время явно подтрунивал над ней. Он выпустил ее из объятий и глубоко засунул обе руки в карманы брюк — она заметила, что они были сжаты в кулаки.

«Даже если я потеряю на этом мужа, — все равно буду говорить правду», — мрачно подумала она, чувствуя, как закипает у нее кровь, что случалось всегда, когда он изводил ее.

— Ретт, это было бы ложью, да и вообще зачем нам нужны все эти глупости? Как я вам и сказала, вы мне нравитесь. Вы прекрасно понимаете, что это значит. Вы как-то сказали мне, что не любите меня, но у нас с вами много общего. Мы с вами оба изрядные мошенники, сказали вы тогда…

— О боже! — прошептал он, отворачиваясь от нее. — Чтобы так попасться в собственную ловушку!

— Что вы сказали?

— Ничего. — Он посмотрел на нее и рассмеялся, но это был неприятный смех. — Так назначайте день, моя дорогая. — Он снова рассмеялся, нагнулся и поцеловал ее руки.

Ей сразу стало легче оттого, что настроение его изменилось и к нему вроде бы вернулся благодушно-шутливый тон, а потому улыбнулась и она. Он поиграл ее рукой и с усмешкой посмотрел на нее.

— Вам никогда не приходилось читать в романах о том, как — поначалу безразличная — жена влюбляется в собственного мужа?

— Вы же знаете, Ретт, что я не читаю романов, — сказала она и, подлаживаясь под его тон, добавила: — А кроме того, в свое время вы говорили, что когда муж и жена любят друг друга, — это очень дурной тон.

— Похоже, я в свое время наговорил вам черт знает сколько всяких глупостей, — неожиданно резко произнес он и поднялся.

— Не чертыхайтесь.