Унесенные за горизонт

Он угадал: какая-то непонятная мне самой обида томила меня. И правда, во время совещания я смотрела на кого угодно, но только не на него. А может, у этого чувства было иное название? Вдруг завыла сирена. Пришлось спуститься в метро. Налет продолжался долго.

И вот здесь, на платформе станции «Дзержинская», из-за тесноты невольно прижавшись к Ивану Васильевичу, я решилась, как мне казалось - для развлечения, - рассказать историю своей юношеской глупости.

Финансист

Это были обычные для двадцать седьмого года дела, которых становилось все больше. Так называемые «твердозаданцы»

- крестьяне, имевшие крепкое хозяйство, - обкладывались высоким налогом, за просрочку платежа налагалисьбольшие пени, и финансовым органам приходилось их взыскивать через народные суды.

Ответчики, как ни старались доказать необоснованность обложения их таким высоким налогом, по сути, были обречены. Суды всегда выносили решение «в пользу государства». Иногда я себе позволяла заметить судье, что среди этих дел были явно неправильные, но тот обрывал крамольные рассуждения:

-Деточка! Они прикидываются несчастными, а на самом деле - кулаки!

И я умолкала, хотя и не убежденная.

Василий Никифоров выступал в суде в качестве представителя истца, как заведующий финансовым отделом Московского уезда. После заседания он забирал у меня исполнительные листы по ранее вынесенным решениям, утвержденным после кассаций. Однажды, исполненная жалости к многодетному ответчику - он плакал, узнав решение суда, - я не выдержала и высказала «финансисту» свое возмущение.

- Вы прекрасно понимаете, что допущена ошибка! И все же требуете полного удовлетворения иска!

- Раечка, - ответил он, - совершенно с вами согласен! Ошибка была. Но признавать... на это я не имею права.

Я удивленно на него посмотрела.

- Вы не знаете жизни, не понимаете политики!

- Не верю, что это политика государства! - Я вскипела от злости. - Вы загружаете суды и делаете вид, что все идет по закону! Налоги берете сами, а как просрочка и штрафы, так требуете решения суда?

- Меня тоже это мучает, - со вздохом признался он. - Но служебное положение обязывает действовать именно так.

Я замолчала. В самом деле, я, работник суда, почему-то не протестую, а безропотно выдаю копии постановлений, с которыми не согласна. Где моя принципиальность? Почему сама ничего не предпринимаю?

Подняла голову. Черные большие глаза пристально глядели на меня. «Финансист» был серьезен и печален.

В следующий приезд он задержался около моего стола и, уже получив нужные бумаги, неожиданно пригласил погулять. И я, неожиданно для себя, согласилась.

Моя служебная квартира находилась недалеко от суда. Зашли ко мне, выпили чаю и отправились на берег Москвы-реки. Спускались сумерки, было необыкновенно тихо.... А я так долго перед этим проводила вечера одна...

И вдруг зазвучали стихи! И какие - запрещенные! Прежде я знала лишь те есенинские стихи, что читали в театре Сережникова, а потом, когда на них наложили «табу», постаралась забыть. С удивлением и радостью смотрела я на «финансиста» - читал он с чувством, читал много, великолепно... Я была смята, оглушена... В конце прогулки робко попросила привезти мне книжки Есенина.

Прогулки стали повторяться, я привыкла к ним.

Казалось, не было такой поэмы или стихотворения Есенина, которых бы он не знал. Зато я знала больше классиков: Пушкина, Некрасова и особенно Лермонтова.

Лучшие поэты мира нарушали тишину летних вечеров. Мы читали без устали, перебивая друг друга. И мне было весело и хорошо с этим странным «финансистом». Уезжал он последним поездом, но никогда не намекнул на то, чтобы хотел бы остаться.

Тихий, вкрадчивый голос лишал воли; когда его не было рядом, я, не зная, чем себя занять, скучала ... О чувствах не говорили, а гордость не позволяла начать объяснение первой. Все было неопределенно и зыбко.

Осенью меня перевели на организацию участка №10 по Московскому уезду, в Пушкино, где я поселилась в комнате, находившейся прямо над залом судебных заседаний. Приезды нового знакомого сделались редкими, а вечера - совсем тоскливыми.

Неожиданно получила письмо - обрадовалась, думала, от Василия, оказалось - от бывшего жениха Иры Анискиной Георгия.