Но есть и была правда в моих словах ― я действительно сделал изобретение, и изобретение ценное и важное, даже не одно, а два. Я действительно написал сценарии (да ты это сама знаешь) и был уверен, что они будут поставлены. Ты можешь пойти к председателю Осовиахима на Никольской, и он тебе скажет, что действительно сценарий был принят к постановке. То же было и на 1-ой кинофабрике. Я знал, что получу деньги из Осовиахима и за изобретение из Древтреста ― а из этого вытекал мой образ действия.
Да я и получил бы деньги, но получил бы, благодаря оттяжкам и волоките, слишком поздно ― поздно для нас (к сожалению, об этих задержках узнал, когда уже был запутан до максимума).
Может быть, и лучше было бы рассказать тебе всю правду еще тогда, но у меня не поворачивался язык, а главное, моя любовь к тебе ширилась и увеличивалась с каждым днем, и правдой была моя любовь.
Знаешь, так много хочется сказать тебе, что всего не уложишь на бумаге.
Меня судили ― я получил 3,5 года лишения свободы и еще долго, очень долго буду под замком.
Много воды утечет за это время, много людей на своем пути встретишь ты.
Слишком сильным испытаниям подвергал я твою любовь ко мне, так что вряд ли что-либо кроме презрения, а в лучшем случае жалости, осталось в твоем сердце.
Каждый ― кузнец своего счастья, свое счастье ― тебя ― я потерял, и потерял безвозвратно.
И может быть, теперь или скоро ты встретишь другого человека, полюбишь его и рука об руку с ним пройдешь свой жизненный путь. Мне остается только всем сердцем, всей душой пожелать тебе счастья с твоим избранником ― надеюсь, что еще раз тебе не придется испытывать таких ударов и потрясений, какие нанес я тебе.
На моем пути было много женщин, но ни одну я не любил ― настоящая любовь приходит только раз, ― и для меня она пришла в твоем лице.
Тебя я любил, люблю и буду любить. Но слова любви, слова нежные и баюкающие, может произносить свободный человек, а не человек, навсегда выкинутый из жизни. Такой человек, как я, не может ждать к себе любви и нежности и вряд ли может мечтать даже о сочувствии и дружбе.
Если ты захочешь набросать несколько строк ― хотя бы сухих и суровых, ― я буду рад, т.к. этим самым я узнаю, что ты прочла и не уничтожила мое письмо. Человеку, потерявшему все ― и свободу, и любимую женщину, и честь, ― терять нечего, нечего ему и лгать. Я думаю, что ты понимаешь это и поверишь всему написанному мною.
С тобой я хотел найти покой, любовь и счастье ― судьба решила иначе. И к тяжелым переживаниям, к тяжелой жизни в тюрьме лишней тяжестью ложится на душу сознание, что многое, если не все, потеряно по собственной вине.
Медленно тянутся дни в тюрьме, еще медленнее будут ползти они теперь для меня в ожидании неизвестного дня, когда придет от тебя письмо (если оно вообще будет). Пиши лучше заказным.
Еще раз желаю когда-то моей Рае счастливой жизни, любимого и любящего мужа, покоя и уюта семьи.
Если разрешишь ― крепко целую тебя. Игорь
Мой адрес. Ленинград, Выборгская стор. Арсенальная наб. д.5, Изолятор Спец/назн. Срочно-заключ. Винаверу Игорю Андр.
Милая Рая!
Редко в тюрьме бывают такие неожиданности, как получение письма от тебя. Я думал, что отсутствие ответа от тебя ― это конец переписки, ― и рад, что это не так.
Легче стало на душе, когда прочел твои слова о возрожденной жизни, о появившейся цели, к которой ты стремишься, о работе, которой ты, как видно, увлекаешься. Бесконечно рад, что миновала у тебя полоса апатии и отчаяния.
Если мои письма обидели тебя, прости ― у меня не было желания огорчить тебя. Но слишком больно было видеть такое полное и холодное недоверие, почти вражду, звучащую в твоем письме ― хотя права и ты, высказывая недоверие, ты на это имеешь право.
В отличие от философов-циников некоторые немецкие философы ударились в сентиментальный подход к жизни, и хотя в наш суровый, холодный век мы с улыбкой смотрим на проявление сентиментальности ― сами мы, если только искренне, по-настоящему любим, сентиментальны в проявлении любви, некоторые из нас больше, другие меньше ― это дело характера, взглядов и техники. Некоторые в проявлениях любви бурны и откровенны, другие ― молчаливей, любят замкнуто и тихо, но каждый искренен в своем чувстве.
Слишком сильно мое чувство к тебе, чтобы я мог холодно и абстрактно говорить и писать о нем ― и если я был сентиментален, то ты, как женщина, должна была почувствовать, почему это так.
Не из скрытности я умалчивал о своей жизни ― я боялся снова натолкнуться на недоверие, пусть законное, но все же обидное, да и слишком монотонная и однообразная жизнь в тюрьме, слишком мало перемен, чтобы можно было сообщить что-то новое.
По-старому работаю на ящичной фабрике тюрьмы старшим (мастером). Получаю 75 копеек в день, из которых 50 коп. откладывают в неприкосновенный фонд до моего освобождения.
Свободное время посвящаю занятиям немецким языком (у нас здесь есть группа в 7 человек), много работаю по физике и литературе ― пишу и читаю.