Унесенные за горизонт

Окно камеры выходит на Финляндскую жел. дор., и когда видим проносящиеся поезда, переполненные публикой, стремящейся на дачу, на берег моря, ― больно сжимается сердце.

Погода чудная, да толку в ней мало, так как прогулка у нас один час, а остальное время либо в душной камере, либо в пыли фабрики.

Получаем газеты, слушаем радио («Хриплоговоритель»), так что не совсем отрезаны от мира.

Медленно, медленно тянется время, и очень большим кажется оставшийся срок.

Убивает полное незнание будущего, гнетет сознание того, что ты не человек, а пешка в руках других ― холодных, казенных людей.

Вот сейчас ночь ― вернувшись в камеру с работы на фабрике, я пишу это письмо и не уверен, что следующую ночь буду ночевать в этой камере или даже в этой тюрьме. Утром в любой день могут войти, приказать собирать вещи и готовиться на отправку ― может быть, очень далеко, на север, восток или еще куда подальше.

Сейчас еще, например, спокоен каждый ― но через месяц после заседания Распределительной комиссии опять могут быть различные отправки и перетасовки.

Тяжело и общество, в котором приходится жить и работать, ― мало уму, еще меньше сердцу может оно дать. Воры- рецидивисты и другая подобная публика представлена у нас очень полно и красочно.

И много типов описал я в своих заметках, которые думаю тщательно проработать.

Настолько велик оставшийся срок, так далеко до окончательного освобождения, что я совсем почти не думаю о будущем.

Решил твердо одно: по выходе из тюрьмы уеду в Среднюю Азию и постараюсь устроиться там на работу и постоянное жительство.

28 июня заседание Наблюдательной Комиссии, на которой будет рассматриваться мое заявление о переводе в средний разряд. Есть надежда, что в августе удастся получить указанный в Испр-труд. Кодексе 7-дневный отпуск.

Если только получу отпуск, то даже не буду знать, что с ним делать, куда ехать и как использовать.

Милая, дорогая девочка! Разве может обиженное самолюбие, досада и другое подобное чувство вытеснить и изгнать из сердца настоящую любовь ― конечно, не может, и когда я писал, что любил, люблю и буду любить тебя, то писал то, что есть, то, что переживал и переживаю.

Дело не только в обиженном самолюбии ― ты любила меня, твоя любовь в прошлом, кроме горечи, пожалуй, ты сейчас ничего не чувствуешь ко мне (спасибо за то, что нет ненависти), для тебя я «мертвец», который своими письмами взбудоражил старые незажившие раны ( ты даже в гневе была на мое первое письмо ― это читалось между строк). И вот, боясь вновь задеть тебя, боясь получить от тебя лишний раз упрек в сентиментальности, я в письмах стараюсь сдерживать себя.

Знаешь, так много сейчас хотелось написать, рассказать тебе, что с большим усилием удерживаешь себя от этого.

Когда человек любит, но не добился обладания любимой женщиной, ему больно, тяжело ― но еще больнее и тяжелее, когда любил и любишь, когда обладал любимой и безвозвратно потерял ее (вот видишь, и опять выглянуло сентиментальное чувство).

С этим (с сентиментальностью) ничего не поделаешь, да и делать не хочется ― я не марксист, не материалист, и скорее мне ближе старая школа философии, чем более трескучая, но, быть может, в стократ более жизненная философия современного общества ― и твоя в том числе.

Я понял, что ты писала и хотела написать. Но среди понятого есть твоя просьба быть трезвым, и реальным, и откровенным. Сейчас я почти откровенен. Я более чем трезв, более чем реален, и мне совсем чужды иллюзии и самообольщения. Кроме тяжелого пути, впереди у меня ничего нет. Кроме прошлого, которым нельзя похвалиться, ничего не осталось позади.

И вот, когда я анализирую прошлое, еще ближе, любимей и дороже становится для меня твой образ, выплывающий из мрака, образ, бывший самой светлой минутой той, прошлой жизни.

Знаешь, трудно сразу развязать язык ― за год я стал скрытным, молчаливым, привык углубляться в себя (видно, сказалось 7-месячное одиночное заключение) ― может быть, в дальнейшем, если только мы будем писать друг другу, я напишу тебе письмо, в котором постараюсь быть еще более откровенным.

Сейчас стану заканчивать письмо, так как по отделению уже приходят и отбирают почту, а хочется сегодня отправить ответ.

Ты ошибаешься, когда думаешь, что я жду набросков и сценариев ― пишу я сейчас, и пишу много, ― но если не трудно, вышли то, что я просил, т.к. это мне понадобится.

Свою карточку вышлю, как только снимусь ― у нас это не так просто, т.к. фотографии нет и нужно ждать редких наездов фотографа.

А твою карточку жду ― и думаю, что ты не станешь задерживать, ― сама понимаешь, как рад я буду иметь ее.

Если будет желание, пиши ― пиши чаще.

Адрес. Ленинград, Выборг. Сторона. Нижегородская ул. д.39 Дом заключения, IV отд., к № 170, И.А. Винаверу

Крепко целую когда-то мою Раю ― Игорь

Письмо 3 (июнь 29)

Ленинград 16/ VI-29 г. Дом заключения Милая девочка!