Унесенный потоком

— Я надеюсь, он уедет. Конечно, если полностью будет оправдан… Я надеюсь, что они вдвоем укатят в Америку или куда-нибудь еще. Затем, возможно, мы перестанем думать о них и научимся стоять на своих собственных ногах. И перестанем чувствовать злую волю.

— Злую волю?

— Да. Сперва я ее почувствовала как-то вечером у тетушки Кэтти. У нее была какая-то вечеринка. Возможно, это произошло потому, что я только вернулась из-за границы и была раздражена. Мне казалось, что вся атмосфера проникнута этой злой волей. Какой-то недоброжелательностью к Розалин. Неужели вы не понимаете, что все мы желали ей смерти — все мы! Желали ей смерти… А ведь это ужасно — желать, чтобы умер человек, не причинявший никогда тебе зла…

— Ее смерть, конечно, единственное, что может дать вам практический результат, — заметил Пуаро деловым тоном.

— Вы имеете в виду — в финансовом отношении? Само пребывание ее здесь принесло нам больше всего зла! Завидовать человеку, злословить о нем, клянчить у него — в этом нет ничего хорошего. Сейчас она совершенно одна в Фурроубэнке. Она похожа на привидение, испугана до смерти, выглядит как будто сошла с ума! И она не желает нашей помощи! Ни от одного из нас, а ведь мы все предлагали помощь. Мама приглашала погостить у нас, тетя Фрэнсис предлагала. Даже тетушка Кэтти побывала у нее и предложила составить ей компанию в Фурроубэнке. Но она не хочет иметь с нами ничего общего, и я ее не осуждаю. Она даже не захотела видеть коммодора Конроя. Я думаю, что она больна, страдает от беспокойства, страха и невзгод. И мы ничего не можем сделать, потому что она не хочет от нас ничего.

— А вы пытались? Вы лично?

— Да, — ответила Линн. — Я была у нэе вчера и спрашивала, могу ли я ей чем-нибудь помочь. Она посмотрела на меня…

Неожиданно Линн замолчала и вздрогнула.

— Мне кажется, она ненавидит меня. Она мне сказала: «От вас мне нужно меньше всего.» Дэвид наказал ей, как мне кажется, никуда не выходить из Фурроубэнка, а она всегда делает то, что он говорит. Роули принес ей с Лонг-Виллоуз яйца и масло. Мне кажется, он — единственный из нас, кто ей нравится.

Она поблагодарила его и сказала, что он всегда был к ней очень добр. Роули, конечно, добрый.

— Есть люди, — заметил Пуаро, — к которым всегда испытываешь симпатию. Жаль, что им иногда приходится нести слишком тяжелую ношу. Мне очень жаль Розалин Клоуд. Если б я мог, я бы ей помог. Даже сейчас, если б она меня послушала…

Вдруг, приняв какое-то решение, он вскочил на ноги.

— Давайте, мадемуазель, — сказал он, — сходим в Фурроубэнк.

— Вы хотите, чтобы я пошла с вами?

— Если вы готовы быть великодушной…

— Да… да… я готова! — закричала Линн.

Глава 13

Они добрались до Фурроубэнка всего за пять минут. Дорожка поднималась вверх между рядами многочисленных рододендронов. Гордон Клоуд явно не жалел времени и средств на то, чтобы Фурроубэнк выглядел как картинка.

Горничная, открывшая им входную дверь и узнав их, была удивлена и выразила сомнение в том, что миссис Клоуд сможет их принять. Мадам, заявила она, еще не встала. Тем не менее она провела их в гостиную и поднялась наверх с карточкой Пуаро.

Пуаро осмотрелся, мысленно сравнивая про себя убранство этой комнаты с гостиной Фрэнсис Клоуд. В последней чувствовалась личность хозяйки, в то время как гостиная в Фурроубэнке была совершенно безликой, правда только в смысле роскоши, но не вкуса. Гордон Клоуд явно обладал им — все предметы в комнате были отменного качества, их изготовили, несомненно, художники своего дела, но эти вещи не носили признаков исключительности, столь характерной для личного вкуса гостиной Фрэнсис. Розалин явно не привнесла ничего своего в обстановку этой комнаты.

Она жила в Фурроубэнке, как иностранец проживает в «Ритце» или «Савойе».

«Интересно, — подумал Пуаро, — если бы другая…»

Его размышления были прерваны Линн, спросившей его, о чем он думает и почему такой мрачный.

— Говорят, мадемуазель, что смерть — это плата за грехи. Но иногда плата кажется слишком большой. Интересно, может быть, расплачиваться за грех роскошью — это более приемлемо? Быть отрезанным от собственного дома, в последний раз бросить взгляд, на него, зная, что обратной дороги нет…

Он вдруг замолчал. В комнату вбежала не вышколенная горничная, а просто испуганная пожилая женщина, которая, запинаясь, с трудом выговаривая слова, произнесла:

— О, мисс Марчмонт! О, сэр, моя госпожа… наверху… с ней что-то случилось… она молчит, и я не могу разбудить ее, и руки у нее холодные.

Пуаро резко повернулся и вышел из комнаты. Линн и горничная последовали за ним. Он устремился на второй этаж. Горничная головой кивнула в сторону открытой двери.

Это была большая прекрасная спальня. Солнечные лучи, врывавшиеся в открытые окна, играли на палевых коврах.

Розалин лежала в огромной кровати резного дерева. Казалось, она спала. Ее глаза с длинными ресницами были закрыты, голова вполне естественно покоилась на подушке. В руке у нее был скомканный платок. Она была похожа на обиженного ребенка, который горько плакал, прежде чем заснуть.