По дороге в том же направлении, куда двигались Санька с Феофаном, легко катила высокая бричка, запряжённая парой лошадей. Совершенно без пассажиров, ежели не считать возницы, мужчины неопределённого возраста и невзрачной наружности, но зато в высокой меховой шапке (это среди лета!) и нарядном кафтане, расшитым какими-то золотистыми узорами.
Поравнявшись с путниками, мужчина туго натянул вожжи, с трудом останавливая разогнавшихся лошадей.
— Тпру-у, заразы! — крикнул он низким дискантом, совершенно неподходящим для его далеко не богатырского сложения. — Стоять мне!
И, повернувшись к Феофану, сдёрнул с головы свою лохматую шапку. После этого добавил уже совершенно иным, негромким и даже почтительным голосом:
— Благослови, святой отец!
— Да будет с тобой всяческая благодать и в делах, и в помыслах твоих! — проговорил Феофан напевно и троекратно перекрестил возницу. — Да поможет тебе Господь во всех твоих начинаниях!
— Благодарствую, святой отец!
Возница вновь насунул шапку на голову. До самых, считай, глаз, насунул…
— Издалека путь держишь, святой отец?
— Издалека, — не вдаваясь в подробности, отозвался Феофан. — Может, подвезёшь странников божьих?
— Подвезу! — сказал возница, чуть отодвигаясь на козлах. — Отчего не подвести!
— Давай, Санька! — обернувшись к Саньке, Феофан поманил её рукой. — Залезай!
Ковыляя на ноющих ногах, Санька подошла к бричке и с помощью Феофана в неё забралась, обессилено откинувшись на сравнительно мягкую спинку сидения. Рядом с ней, на сидении и подле него было навалено множество каких-то матерчатых тючков, так что места хватило только ей одной. По этой причине Феофану пришлось сесть рядом с возницей, что, впрочем, нисколечко монаха не огорчило.
— Едем, Санька! — с облегчением проговорил он.
— Н-но, милые! — всё тем же низким дискантом рявкнул возница. — Пошли, родимые!
И, для вящей убедительности, взмахнул над головой кнутом.
Лошади рванули так, что Саньку почти прижало к сиденью. Впрочем, ничего особо неприятного в этом не было.
— Ие-ха! — продолжал вопить возница, вращая кнутом. — Давай, милые!
И, обернувшись к Саньке, неожиданно ей подмигнул.
— С ветерком, девка, прокачу!
Лошади и в самом деле мчались как угорелые, так, что до Саньки, в испуге вцепившейся в поручень, не сразу и дошёл смысл самой последней фразы возницы.
«Девка» — сказал Саньке этот невзрачный мужичок в богатом одеянии, а значит, он каким-то образом смог раскусить нехитрый её маскарад. Но ежели смог он, смогут и другие! Вон и Аксинья тоже как-то неожиданно быстро обо всём догадалась.
«Веду себя, как девчонка! — стиснув зубы, подумала Санька. — Плачу, как дура, и вообще…»
— Отрок это! — прогудел Феофан, обращаясь к вознице. — Блаженный он, потому ликом немного с отроковицею схож…
— Да мне всё равно! — неожиданно захохотал возница. — Отрок, так отрок!
И, вновь повернувшись к Саньке, вторично ей подмигнул.
«Не поверил!» — поняла Санька.
Впрочем, ничем плохим ей это пока не грозило. Феофан был рядом и, в случае чего, с этим плюгавеньким мужичонкой он в два счёта разобрался бы. Да и почему сразу подозревать человека в дурных намерениях. Ну, догадался… ну, дал Саньке это понять — и что?
А лошади всё продолжали и продолжали нестись во весь опор. И возница уже не грозил им кнутом, наоборот, он даже слегка придерживал ретивый бег своих рысаков, время от времени туго натягивая вожжи.
— Добрые лошади! — перекрикивая грохот и дребезжание, издаваемые бричкой, обратился Феофан к вознице. — Сам-то ты кто будешь? Купец?
— А бес его знает! — с какой-то весёлой лихостью отозвался тот.
И, помолчав немного, добавил:
— Со вчерашнего дня, вроде как купец! А кем завтра буду — про то одному Господу ведомо!
Как-то мудрёно говорил возница, темнил он что-то… во всяком случае, Санька его не совсем поняла. А Феофан, то ли понял, то ли глубоко безразлично это всё ему было, но больше ничего расспрашивать не стал.
Но возница явно не считал разговор законченным. Выговориться ему почему-то хотелось, душу хоть кому-либо, да излить.
— Купеческая это бричка, святой отец! — пояснил он, хоть Феофан ни о чём таком его не спрашивал. — И лошади тоже купеческие! Ещё вчера купец с купчихой на них куда-то путь правили… а тут мы с братом возьми, да и подвернись…
Не договорив, он замолчал и принялся усиленно полосовать кнутом лошадей, хоть те и так мчались, как угорелые.
— Но, волчья сыть!
— И что? — резко спросил Феофан, одновременно с этим перехватывая у возницы кнут. — Порешили вы с братом того купца, так, что ли?
При этих его словах Санька вздрогнула и сжалась. По-новому как-то взглянула на невзрачного этого мужичка в нелепом среди лета головном уборе. Раньше возница казался ей просто смешным, теперь же при одном только взгляде на его сутулую спину Саньку невольно пробрала дрожь.
— Ну, что молчишь? — нетерпеливо прогудел Феофан, швыряя кнут себе под ноги. — Говори!
— Осуждаешь, святой отец? — с какой-то даже издевкой отозвался возница, нагибаясь и вновь подхватывая кнут. — А ежели у нас иного выбора не было?