Унесённые временем

— Феофан где?

Ответить Санька не успела, ибо в это самое время монах сам вошёл в избу. Даже не вошёл, втиснулся как-то боком, да так и остался стоять у порога.

— Вот, подстелила вам… — проговорила Аксинья, подходя к монаху почти вплотную и едва не касаясь его тугой своей грудью. — Тебе и парнишку твоему… должно хватить… Али, может, ещё выйдем во двор за соломкой?

— Благодарствую, хватит и этой, — отозвался Феофан, стараясь при этом не смотреть ни на Аксинью, ни на Саньку.

— Кто у вас вчера ночевал? — не выдержав, заорала Санька. — Неужели так трудно ответить!

— Не ори, не дома! — крикнула в ответ Аксинья. — Ишь, разорался!

И, замолчав, с каким-то недобрым любопытством уставилась на Саньку.

— А ить ты не парнишка, — проговорила она медленно и тоже с какой-то плохо скрытой враждебностью. — Девка ты переодетая… что, раскусила?

И, переведя взгляд на Феофана, всё ещё растерянно топтавшегося у порога, добавила с ещё большей враждебностью в голосе:

— Ай да монах! Ай да хват!

Обогнув Феофана, Аксинья подошла к двери, распахнула её настежь.

— А ну, пошли вон! Оба!

— Как это? — всё ещё ничего не понимая, проговорила Санька. — Куда это?

— Вон с моей избы! И чтоб духу вашего…

Санька растерянно взглянула на Феофана, но тот лишь вздохнул и, подхватив с пола свою котомку, молча шагнул в темноту летней ночи. И Саньке ничего другого не оставалось, как броситься следом.

Некоторое время они шли молча по пустой, словно вымершей деревушке. Ни огонька в избах, ни даже собачьего лая…

— Простите, пожалуйста! — не выдержав, наконец, тягостного этого молчания, проговорила Санька. — Это из-за меня всё!

— Ничего, Санька! — беззлобно и даже с какой-то грустью проговорил Феофан, не останавливаясь. Потом он помолчал немного и добавил, всё так же беззлобно: — Это я сам во всём виноват!

Заночевали они в скирде прошлогодней соломы на самой окраине деревни. И это был не самый плохой вариант ночлега… во всяком случае, Санька нашла его куда более комфортным, нежели предполагаемая ночёвка на глиняном (а скорее даже, земляном) полу в той затхлой, тесной избёнке, где, скорее всего, в изобилии плодятся клопы и тараканы, а старик на полатях, возможно, ещё и оглушительно храпит но ночам. А что кряхтит и ворочается ежеминутно — это уж, как пить дать!

Впрочем, представляя мысленно все эти ночлежные ужасы и всячески охаивая столь негостеприимную к ним избу Аксиньи, Санька, возможно, просто утешала себя, выдавая желаемое за действительное. Ибо, что ни говори, а не очень приятно быть выставленным за дверь поздним вечером…

Зарывшись в солому по самую шею, Санька почему-то долго не могла уснуть, хоть ноги ныли, а глаза буквально слипались от усталости. Сначала ей мешало уснуть звёздное небо над головой, и Санька, долго и пристально вглядывалась в такие знакомые созвездия, тщетно пытаясь определить их названия (зачем? для чего?). Потом мысли её незаметно перекинулись к мальчишке-поводырю, проходившему тут вчера и, если верить старику на полатях, тоже непривычно для здешних мест одетому. И тоже Иваном зовут…

Хотелось верить, что это именно её Ванечка… впрочем, стопроцентной уверенности у Саньки не было. Как не было уверенности и в том, что именно в этом направлении двинулись вчера утром слепой бандурист и его малолетний поводырь, а не, скажем, в прямо противоположном…

А когда Санька уже почти задремала, её внезапно разбудил сонный голос Феофана, интересующегося, уснула ли она. Санька ничего на это не ответила, прикинувшись глубоко спящей, но в душе всё же немного запаниковала. А что, если Феофан, лежащий, кстати, совсем неподалёку, начнёт к ней приставать? И как ей тогда поступить? Убегать, защищаться или просто истошно вопить, призывая на помощь?

И на чью помощь можно рассчитывать в этой, всеми забытой дыре?

А может, уже сейчас, соскользнув со скирды, просто задать стрекоча?

Но Феофан видимо окликнул Саньку просто так, для порядка. И, убедившись по ответному её молчанию, что спутница его, кажется, уснула, задремал и сам. А потом сон неприметно сморил и Санька, и проснулась она уже утром…

Глава 7

К главной дороге на Тулу (шляху, как величал её Феофан) Санька с Феофаном вышли лишь к обеду, когда летнее солнца изрядно уже начало припекать, а сама Санька успела порядком притомиться. Впрочем, к самому шляху путники подходить не рискнули. Остановились неподалёку, укрывшись в густом зелёном кустарнике, и принялись терпеливо ждать.

А по дороге двигались войска. И все по направлению к Туле. Скакали отряды конных, поблескивая на солнце воронёной сталью шлемов и доспехов, тут же, на повозках, везли пушки и прочую боевую амуницию. Впрочем, некоторые из пушек имели собственные колёса и посему катились, громыхая и лязгая, вслед за повозками.