Между тем незаметно вечерело. И надобно было подумать о ночлеге, не Саньке подумать, а Феофану, ибо в небольшой их компании именно он был за главного, и именно ему было решать, как поступить в данной конкретной ситуации.
Вполне возможно, что им вновь придётся заночевать у костра, на свежем, как говорится, воздухе, но Саньке почему-то очень и очень этого не хотелось.
Не потому даже, что прошлой ночью она здорово продрогла и согрелась лишь после того, как Феофан, сжалившись, укрыл Саньку своим плащом (или эту его накидку правильней рясой называть?). Ещё Феофан предлагал улечься рядышком (так было бы действительно теплее обоим), но тогда монах ещё считал Саньку парнем…
А как сегодня?
И тут Саньке вспомнилось, что Феофан вскользь упомянул о деревушке на той стороне реки. В ней бы заночевать…
Правда, на ту сторону реки нужно было ещё перебраться.
— А, может, он ещё жив, Лазарь этот? — обратилась Санька к Феофану. — Ну, или вместо его другой кто-нибудь людей перевозит…
— На то непохоже… — после непродолжительного раздумья проговорил Феофан. — Впрочем, покликать можно.
Но кликать не пришлось, ибо в это самое время Санька заметила лодку, только что появившуюся из-за поворота.
— Лодка! — обрадовано выкрикнула она. — А ты говорил: умер Лазарь…
И, замахав рукой, Санька закричала звонко и весело.
— Эге-гей! Сюда!
Феофан тоже заметил лодку, но кричать не стал. Впрочем, это было уже без надобности: лодка и так направлялась в их сторону.
Но, когда она достаточно приблизилась, Санька с удивлением разглядела, что правит лодкой женщина. И довольно ещё молодая, лет этак двадцать пять-тридцать, не больше.
К самому берегу подгонять лодку женщина не стала, остановила её метров в десяти от берега, чуть подгребая веслом, чтобы оставаться на месте и не быть унесённой быстрым течением. Она придерживала лодку и смотрела на Феофана с Санькой, а они тоже молча в неё вглядывались.
— Нам бы на ту сторону перебраться, молодица! — пророкотал, наконец, Феофан оглушительным своим басом. — А ты что, за перевозчика теперь тут?
— Да вроде того, — как-то неохотно и совсем даже нелюбезно отозвалась женщина. — Только кого сейчас перевозить… баловство одно. Рыбачу вот…
— Понятно, — проговорил Феофан, уже не так оглушительно. — А старик где, Лазарь, раньше тут всё рыбачил? Умер, что ли?
— А вы кто такие будете? — вопросом на вопрос ответила женщина, окидывая сперва Феофана, а за ним и Саньку, недоверчивым и даже враждебным каким-то взглядом. — Откуда идёте, куда путь держите?
— Путники мы, — сказал Феофан и, неожиданно погладив Саньку по голове, добавил: — Я — монах, а это инок, от рождения блаженный. В басурманском плену был, оттого и одет столь диковинно. А идём мы с ним от святых мест дальних в обитель свою монастырскую…
— Блаженный, говоришь?
Женщина внимательно посмотрела на Саньку, потом одним резким взмахом весла подогнала лодку к самому берегу.
— Ладно уж, влезайте! И тихо сидите… лодка эта… одно название, что лодка!
Лодка и в самом деле была не ахти, и это ещё мягко сказано. Так что Санька сидела, не шевелясь, да и Феофан тоже держался смирнёхонько, ибо при малейшем даже шевелении то правый, то левый борт лодки угрожающе наклонялся, поочерёдно черпая воду. Впрочем, женщину это нисколечко даже не волновало.
— На, вычерпывай!
Она вытащила откуда-то из-под себя скрученную кульком берёсту, и сунула её, то ли Феофану, то ли Саньке… но так, как Феофан даже не пошевелился, именно Саньке пришлось, приняв кулёк, вычерпывать из лодки воду, что она и проделала не без успеха. Впрочем, уже заканчивая и стараясь как можно быстрее покончить с утомительным этим занятием, Санька сделала одно неверное движение — и новый поток речной воды мгновенно обрушился на дно лодки, едва не отправив её вместе с пассажирами ко дну.
Пришлось начинать всё сначала…
А перевозчица, вместо того, чтобы побыстрее направить дряхлую свою посудину к противоположному берегу, вдруг резким взмахом весла повернула её влево, поставив прямо по течению…
— Эй! — встревожено крикнула Санька, бросая кулёк. — Куда это мы?! Нам, вообще-то, на тот берег надо!
— Туда и доставлю! — отозвалась женщина, лениво пошевеливая веслом. — К самой нашей деревне. Там и заночуете, верно?
— Верно, — пророкотал досель молчавший Феофан. — В избе, оно завсегда сподручнее…
И он вновь замолчал. И женщина тоже молчала, опустив весло в воду. А Санька, хотевшая, было, запротестовать, сразу же отказалась от своего протеста, услышав о возможности более-менее комфортного ночлега под крышей. Впрочем, скорее всего, комфортом там и не пахло.
Зато всяческих иных запахов хватало с избытком, и Санька ощутила их, едва переступив порог ближайшей избы (в ней-то, оказывается, и проживала женщина-рыбачка). В нос Саньки так шибануло чем-то основательно прокисшим вперемешку с запахом тухлой рыбы, что она даже пошатнулась. Она бы и, вообще, из избы прочь выбежала, но шедший позади Феофан, как назло загородил собой весь проход… и поэтому только Санька осталась на месте. Судорожно вдохнув (вернее, выдохнув), она затравлено осмотрелась по сторонам.