Унесённые временем

— Ну, здравствуй, Андрей! — проговорил между тем Истома, подходя к молодому воину почти вплотную. — Не думал, что вновь свидеться нам придётся… тем более, так…

— И я не думал, Филип, — глухо и даже с какой-то внутренней болью отозвался Андрей. — Иначе хотелось бы мне с тобой свидеться, совсем иначе…

— В бою, один на один! — закончил фразу Истома, которого Андрей почему-то назвал Филипом. — Так ведь и теперь у тебя вон сабелька на боку! А я один, как видишь… воинов своих специально прочь отослал! Что мешает?!

— Нет! — закричала Санька, завидев, как рука Андрея невольно метнулось к сабельной рукояти. — Не надо! У тебя кровь из раны не остановилась ещё!

Повязка на голове Андрея и в самом деле почти полностью окрасилась уже в алый цвет, а белого там, считай, и не осталось. Но, тем не менее, Андрей выхватил саблю из ножен и мягко, но настойчиво отстранил от себя Саньку. Заметив это, Истома тоже обнажил свой клинок.

На нём были шлем и кольчуга, но, тем не менее, нападать первым он явно не торопился. Пока, во всяком случае. Просто стоял и смотрел на Андрея… и странным был пристальный его взгляд. Ни гнева, ни ненависти не было в нём, разве что немного сожаление. И очень много какой-то внутренней боли…

— А ведь мы с тобой, Андрюха, закадычными друзьями были, — опуская саблю, проговорил Истома. — Побратимами даже… а потом ты взял и предал меня!

— Это не я, это ты предал! — крикнул Андрей, и голос его задрожал от гнева. — Дело наше общее предал, Дмитрия царя… Болотникова, главного воеводу его…

— Да нет никакого Дмитрия царя! — ответно выкрикнул Истома. — Служили мы царю Дмитрию, оба служили, а потом убили царя… вот уже год с лишним с той поры миновал! Ты тогда не был в Москве, а я был! И сам видел мёртвое его тело: и как землёй обезображенный труп забрасывали, и как вновь из могилы вытаскивали, дабы сжечь и пушку зарядить пеплом тем — всё на моих глазах происходило! И если шёл я с Болотниковым, то не потому, что в царя Дмитрия воскресшего верил! Ненавистен мне был царь Василий, с крыльца боярами подло выкрикнутый — вот и хотелось скинуть его!

— Что же ты переметнулся к царю этому ненавистному? — спросил Андрей, тоже опуская саблю. — И теперь верой и правдой служишь, чин дворянского головы получил!

И добавил насмешливо:

— Небось, жалеешь, что промедлил чуток, и братья Ляпуновы с Самбуловым в предательстве тебя опередили? Вон Прокофия Шуйский думным боярином сделал… а тебе, как Иуду Искариоту, швырнули твой полковничий чин, на, мол, подавись!

Санька с замиранием сердце ожидала, что после таких оскорбительных слов этот Истома конечно же бросится на Андрея, но тот даже не шелохнулся. А когда заговорил, в голосе его чуткое ухо Саньки уловило не гнев, не обиду… одно лишь сожаление.

— Дурак ты, Андрюха, ежели и в самом деле так обо мне мыслишь! Ведь ты как никто другой знать меня должен, и то, что плевать мне всегда было на чины и звания! Я просто Москву пожалел, жителей её…

— Пожалел он… — начал, было, Андрей, но Истома тут же его перебил.

— Ты вспомни, как мы с тобой на Москву шли, и на реке Лопасни князя Кольцова-Мосальского вдребезги разбили! — возвысил он голос. — Я потом, когда Серпухов заняли, строжайше запретил воинам жителей разорять… и что Болотников с Коломной сотворил, когда приступом её взяли?! Хуже татарвы люди его в городе тогда лютовали! Вот и задумался я: а ежели рати эти разбойничьи в стольный град ворвутся?! Вспомни письма подмётные, черни московской предназначенные, с воззваниями к убийствам и разграблениям всеобщим!

Он замолчал, и Андрей тоже молчал, не спуская с Истомы ненавидящего взгляда.

— Не хочу я с тобой сабли скрещивать, ибо ты для меня, хоть бывший, но побратим! — вновь заговорил Истома. — Тем более, раненый ты… да и кольчуги на тебе нет. Так что давай, уходи! Отпускаю я тебя…

— И, правда, пойдём! — обрадовано зашептала Санька, хватая Андрея за левую руку (в правой у него была сабля). — Пошли, пока он не передумал!

— А девку свою мне оставь! — добавил вдруг Истома, внимательно глядя на Саньку. — Ай, хороша девка, как это я вчера не рассмотрел! И ей со мной сподручнее будет… да ты и сам это понимать должен…

Андрей ничего не ответил, а Санька, отпустив его руку, испуганно попыталась заглянуть в глаза молодому воину. Неужто он раздумывает, колеблется, просчитывает все варианты?

— Ну, что ты ей можешь предложить в будущем? — продолжал между тем Истома. — Деревеньку свою на пятнадцать дворов? Так её в казну заберут за измену твою, и ты, ежели не повесят тебя вскорости за воровство, аль в бою голову свою не сложишь, всё равно гол, как сокол останешься! Ни кола, ни двора у тебя, Андрюшка… а крестьянствовать ты не умеешь, да и не станешь! И только два у тебя выхода: в боевые холопы к вельможе какому-либо податься али к казакам бежать, в Дикое поле… так ведь с девкой и тут, и там несподручно тебе будет! А потому бросишь ты её вскорости, может даже на сносях… и будет она весь век маяться в нищете и тяготах, и будет проклинать тебя вечно за жизнь свою напрасно погубленную…