Унгерн. Демон монгольских степей

В этот момент опытные пулемётчики противной стороны, словно по команде, открыли убийственный огонь в спину и во фланг белым монголам. Чахары, верные вековому инстинкту воинов степной конницы» когда первая атака кончалась полной неудачей, повернули назад и стали метаться под пулемётными очередями» стремясь уйти. Но пули летали над полем, поражая людей и лошадей.

Баяр-гун одиноко носился по полю, крича из последних сил:

   — Чахары! Ко мне! В лаву!

Но его в те последние минуты проигранного боя слушал только один единственный человек. Это был коновод, скакавший рядом с князем с запасной лошадью на поводу. Наконец, пулемётная очередь сразила княжеского коня и коновода. Сам Баяр-гун был тяжело ранен, убитая лошадь придавила его, и всадник оказался пленником «красных монголов». Его доставили в кяхтинскую больницу, на койке которой он и умер.

Пулемётные очереди разметали чахар по всему полю боя. В этот победный миг Сухэ-Батор повёл в контратаку немногочисленных красных цэриков, уже оправившихся от первого испуга. Белые монголы уходили от них на полном ходу» почти не оказывая сопротивления: потеря Баяр-гуна привела их в окончательное смятение. Лишь некоторые из чахар на ходу, не целясь, отстреливались из винтовок.

Бело-монгольский отряд совершенно рассеялся, хотя многим удалось найти спасение в окрестных лесах. Когда Унгерну доложили о гибели отряда Баяр-гуна, на его лице появилась ярость, которой так страшились все знающие его люди. Но на этот раз он сдержал свой «бешеный» гнев, лишь бросив:

   — Чахарам воевать в степи надо, а не брать города на границе. Где Баяр-гун? Найдите мне его...

Несколько взятых пленных на допросе показали Сухе-Батору, что «сам» цин-ван Унгерн следовал в походной колонне, передовой отряд которой и составляла чахарская конница. Сухэ-Батор немедленно известил об этом Неймана. Тот срочно стал перебрасывать к месту событий резервные части своей дивизии, прикрывая ими Кяхту и Кяхтинский Маймачен. Барон в итоге лишался своего самого главного козыря — внезапного удара через границу. Но это он, как человек военный, уже понимал. Поражение Баяр-гуна смешало все его карты.

Нейман действовал решительно и трезво. Он вызвал к себе комбрига Глазкова с двумя стрелковыми полками и несколькими эскадронами. К месту боя спешил конный партизанский отряд Щетинкина, на днях нанёсший поражение белому полковнику Казагранди.

Нейман торопил помощь: Азиатская конная дивизия уже стояла напротив Кяхты и Кяхтинского Маймачена. Однако генерал Унгерн-Штернберг три дня не решался начать атаку этих степных городков на границе. Целых три дня он бездействовал, словно чего-то выжидая. Наконец, кто-то из окружения сказал барону:

   — Вот бы под вечер ворваться в Кяхту. Дать по ней залп-другой из всех пушек. И запалить город со всех концов.

   — Нельзя до послезавтра стрелять по городу из горных пушек и аргентинок. И брать его конной атакой.

   — Почему нельзя, господин генерал?

   — Мне учёные ламы Богдо-гэгена нагадали, что под Кяхтой мне три дня нельзя пускать в ход пушки.

   — Да ведь несколько артиллерийских залпов — и победа будет в наших руках?

   — Говорю, ламы не советовали этого делать до послезавтра. Иначе быть беде...

Бывший прапорщик Константин Нейман в пророчества монгольских лам не верил и к ним в своей жизни никогда не обращался. Когда он спустя какое-то время узнает о таком поведении белого барона под Кяхтой, то, удивляясь услышанному, скажет:

   — Нельзя же быть наивным до такой дурости. Верить святошам-ламам, которые ни одного дня не были на войне?..

Азиатская конная дивизия всё же вошла на территорию Дальне-Восточной республики восточнее Кяхты и Троицкосавска. Белые заняли посёлки Киран и Усть-Киран. Но на этом их успехи в те дни и кончились. Командир советской 35-й дивизии Нейман чутко уловил, что своей медлительностью Унгерн отдал ему в руки инициативу, которая зачастую давалась ценой большой крови. И он не упустил эту инициативу на поле брани из своих рук.

Утром 11 июня близ границы завязалась нешуточная кавалерийская схватка. Красные конники применили древний казачий приём: они начали притворно заманивать белых в сопки, на вершинах которых загодя укрылись стрелки и пулемётные расчёты. Видя такое дело, барон Унгерн возликовал:

   — Смотрите! Красные бегут! Видно невооружённым глазом.

   — Точно, Роман Фёдорович, бегут. Вон на дороге первую повозку бросили с чем-то нагруженным.

   — Приказ мой по дивизии; всем преследовать красных.

   — А не послать ли нам, господин барон, на разведку сотню казаков? Пусть проверят сопки у дороги?

   — Зачем? Наши казаки из местных станичников говорят, что за этими сопками и находится Троицкосавск. А нам его надо взять в первую голову.

   — Но мы не знаем сил красных перед нами!

   — Зачем на это тратить время? Красные и так спешат от нас оторваться. Всей Азиатской дивизии идти в преследование. Мы ворвёмся в Троицкосавск с ходу...