Уничтожить

Уже завтра президент произнесет несколько сочувственных и проникновенных слов, возможно даже поэтических и эффектных, о европейской мечте и о разочарованиях, о Средиземноморье, где южные ветры развеяли пепел раскаяния и стыда; еще через несколько дней состоится второй тур. Президент тихо улизнет, зная, что как нельзя лучше подготовил почву для возвращения; передача полномочий пройдет в теплой, даже дружественной обстановке. Затем снова начнется настоящая работа. Поль прав, подумал Брюно, надо вернуть переменную безработицы на первый план в расчетах, он слишком долго пренебрегал ею. Уравнение и без того сложное, станет еще сложнее, но такая перспектива его отнюдь не смущала.

9

Было уже около восьми, и Дутремон собирался уходить с работы, когда ему позвонил Делано Дюран. У него есть кое-что, объявил он, и ему хотелось бы это показать. Да, можно и завтра; ему понадобится зал с проектором.

Дутремон оставил сообщение Мартену-Рено, и они встретились на следующий день в девять утра в маленьком зале совещаний, примыкающем к офису. Когда Дюран вошел, опоздав на пять минут, Дутремона чуть не стошнило, его внешний вид ничуть не улучшился: спортивный костюм был таким же грязным, волосы такими же длинными и сальными.

– Делано Дюран, наш новый сотрудник, я недавно взял его на работу… – сказал он Мартену-Рено извиняющимся тоном.

– Какое любопытное имя, ваши родители были поклонниками Рузвельта? – Мартена-Рено, судя по всему, отнюдь не шокировала непрезентабельность его подчиненного.

– Да, отец считал его величайшим политическим деятелем двадцатого века, – ответил Дюран и кинул перед собой на стол тонкую папочку. Вынув из нее один лист, он положил его на лоток и включил проектор; появилось изображение Бафомета, обнаруженное в бумагах Эдуара Резона в клинике Бельвиля. – На лбу Бафомета, – начал он, – мы видим звездчатый пятиугольник, или пентаграмму. Как я уже объяснял вам в прошлый раз, – он быстро обернулся на Дутремона, – переход от обычного пятиугольника из интернет-сообщений к звездчатому символизирует переход от стадии профана к стадии посвященного. – Он вынул Бафомета из проектора и заменил его картой Европы с тремя точками, отмеченными красным цветом. – А здесь мы имеем географическое положение трех терактов, которым сопутствовали сообщения в интернете: это китайский контейнеровоз у берегов Ла-Коруньи, датский банк спермы в Орхусе и лодка с мигрантами между Ибицей и Форментерой. Первое, что бросается в глаза, – эти три точки можно соединить окружностью. – Он вывел на экран проекцию второго листа, с нарисованным кругом.

– Разве это не всегда так? – спросил Мартен-Рено. Дюран посмотрел на него в изумлении, ошеломленный таким невежеством. – Нет, разумеется, нет, – сказал он наконец. – Через любые две точки всегда можно провести окружность, но это, как правило, не относится к совокупности трех точек: лишь незначительное их число может располагаться на одной и той же окружности с определенным центром.

– Вы не отметили центр на своей схеме… – заметил Мартен-Рено.

– Нет, не отметил. – Он бросил взгляд на карту. – В нашем случае центр находится во Франции, в Эндре или в Шере, иными словами, более или менее совпадает с географическом центром страны. Странная история… – Вид у него был обескураженный, но он сумел справиться с собой. – Ну, с центром мы, может быть, разберемся попозже, пока что я хочу поговорить о другом. – Он достал очередной лист. – Три точки, соответствующие трем терактам, образуют, разумеется, треугольник; но смысл в том, что это не абы какой треугольник, а золотой, то есть равнобедренный, соотношение сторон которого составляет золотую пропорцию, а такой треугольник – это половина пентаграммы.

Он вывел на экран следующий лист.

– Чтобы получить пентаграмму, я отмечу две новые точки, симметричные предыдущим. Но мы имеем дело не с прямой пентаграммой острием вверх, как та, что фигурирует на лбу Бафомета; у нас тут, напротив, перевернутая пентаграмма, острием вниз. Для большинства оккультистов переход от прямой пентаграммы к перевернутой символизирует победу материи над духом, хаоса над порядком и, говоря шире, – победу сил зла над силами добра.

Жестом фокусника он достал последний лист.

– Если я обведу пентаграмму окружностью, она превратится в пентакль, который, в свою очередь, символизирует переход от теории к практике, от знания к силе; надо заметить, что пентакль – самый мощный магический инструмент не только в белой, но и в черной магии.

Он неожиданно замолчал. Наступила тишина, и прошло не меньше минуты, прежде чем послышался голос Мартена-Рено.

– Если я правильно вас понимаю… – сказал он, глядя Делано Дюрану прямо в глаза, – две новые точки, которые вы нанесли на карту…

– Первая находится на северо-западе Ирландии, в графстве Донегол, насколько я помню. Вторая – в Хорватии, где-то между Сплитом и Дубровником.

© Michel Houellebecq

– Эти точки, по идее, должны обозначать места следующих двух терактов.

– Да, это было бы логично.

Мартен-Рено вскочил.

– Так, это я забираю! – воскликнул он, выдернув лист из проектора.