– Наверное, ничего не выйдет, – сказал он; она недоверчиво усмехнулась, расстегнула последнюю пуговицу.
К его величайшему изумлению, он тут же возбудился, и за пять минут все мысли о смерти улетучились; это было немыслимо, абсурдно, непристойно, но что было, то было. Они так и продолжали заниматься любовью только в одном положении, Прюданс была сверху, ему стало слишком тяжело на боку. Иногда она садилась лицом к нему, глядя ему прямо в глаза, и вбирала его в себя с любовью – и отчаянием; иногда поворачивалась спиной, чтобы он видел движения ее попы; обе позы доставляли им равное наслаждение.
Через неделю наступит 31 октября, саббат Самайн по викканскому календарю, но Прюданс, похоже, вообще об этом забыла. Притом что именно в этот день, согласно их вере, следует воспоминать прошедший год или даже всю свою жизнь и готовиться к смерти. Досадно все же, подумал Поль, что ее религия не особо ей помогает в такого рода вопросах, а ведь религия для этого, по идее, и предназначена. Она сдабривается, как правило, болтовней разной степени пространности на всевозможные темы, с редкими вкраплениями очередных дурацких ограничений и заповедей, но все же истинным предметом всякой религии является смерть, своя собственная и чужая, как жаль, подумал Поль, что викка не слишком ей помогает.
Нет, все же помогает, гораздо больше, чем ему казалось, но он понял это только 31-го числа, в самый день Самайна, или кануна Дня Всех Святых по католическому календарю. Это было воскресенье, и Прюданс предложила ему в полдень прогуляться по лесу. Они пообедали в “Бистро дю Шато” в Компьене; как ни удивительно, на террасе было очень тепло для этого времени года; потом они пошли в ближний лес. В этом огромном лесу все было огромно, начиная с деревьев, дубов или буков, поди разбери, их великолепные, редко стоящие стволы обхватом в несколько метров доставали до неба.
Широкие, идеально ровные аллеи пересекались под прямым углом и тянулись до бесконечности, их устилали багряные и золотые листья, что, естественно, наводило на мысль о смерти, но на этот раз о мирной смерти, которая ассоциируется с долгим сном. У христиан избранные пробуждаются в ослепительном свете Нового Иерусалима, но Поль, надо сказать, не испытывал желания созерцать Всевышнего во славе, ему больше всего хотелось спать, возможно, с редкими мгновениями полупробуждения – на пару секунд, не больше, просто чтобы успеть положить руку на тело возлюбленной, лежащей рядом. Они вполне могли заблудиться в тот день, тем более что в лесу было на удивление безлюдно для воскресенья. Они шли долго, и он не чувствовал ни малейшей усталости. Осенние листья устилали аллеи в несколько слоев, которые становились все толще и красивее, наконец они остановились и сели, прислонясь к дереву. Все-таки сезон смерти еще не совсем наступил, подумал Поль, цвета вокруг пока слишком теплые, слишком ослепительные, надо дождаться, чтобы листья поблекли, смешались с ошметками грязи, и еще чтобы похолодало, чтобы ранним утром в воздухе проступили первые намеки на долгие зимние морозы, но все это произойдет через несколько недель, несколько дней, и вот тогда на самом деле наступит время прощания. Мысли унесли его далеко за пределы сиюминутной действительности, и он машинально спросил Прюданс:
– Ты будешь готова, дорогая?
Не выказав никакого удивления, она повернулась к нему, кивнула и улыбнулась; странная это была улыбка, и у Поля закружилась голова, когда она сказала нежно:
– Не беспокойся, любовь моя, я не заставлю себя ждать.
Поначалу он удивился, уж не бредит ли она, а потом вдруг понял. Они уже довольно давно не заговаривали о реинкарнации, но наверняка она все еще в нее верила, и, должно быть, верила сильнее, чем когда-либо. Он прекрасно помнил основную мысль в изложении Прюданс: в момент смерти его душа будет некоторое время парить в неведомом пространстве, после чего вселится в новое тело. Его жизнь была лишена каких-либо выдающихся поступков, достойных ли, недостойных, ему редко предоставлялась возможность принести много добра или причинить много зла, так что в духовном плане его положение мало изменилось; он, скорее всего, переродится в человека, и эмбрион наверняка будет мужского пола. Через некоторое время то же самое произойдет с Прюданс, только она переродится в женщину, законы кармы, как правило, учитывают разделение вселенной на два начала. А потом они встретятся вновь; это новое воплощение даст им новый шанс не просто для индивидуального духовного развития, но и для любви. Они узнают друг друга на каком-то глубинном уровне и снова полюбят друг друга, не вспоминая при этом о прежних жизнях; только немногим санньясинам, считают некоторые авторы, удается вспомнить свои предыдущие воплощения, но в этом Прюданс сомневалась. Однако, если в будущем воплощении судьба в один прекрасный осенний день снова сведет их вместе на аллеях Компьенского леса, они, наверное, почувствуют, как их пробирает странная дрожь, так называемое