Уничтожить

Там стояли рядом три дома разных размеров, принадлежавшие трем братьям, и еще конюшня и большой амбар. Все вместе взятое отец купил по смешной цене; стены и крыша были в порядке, все остальное пришлось перестраивать. Он посвящал этому свои выходные и отпуск в течение десяти следующих лет, сам чертил планы, не имея никакого архитектурного образования, и выполнял своими руками значительную часть плотницких и столярных работ. Именно он придумал зимний сад – застекленную галерею, ведущую из главного дома в их детский домик. Мать тоже увлеклась этим проектом, в силу своей профессии она знала лучших мастеров всех художественных ремесел, и этот дом постепенно занял очень важное место в их существовании, став самым осязаемым и, вероятно, самым долговечным проявлением жизнеспособности их супружества. Результат превзошел все ожидания: в этом доме они с Сесиль прожили несколько лет нереального и острого детского счастья. Окно его комнаты выходило на северо-запад, на холмы, луга, леса и виноградники, осенью пылавшие пурпуром и золотом до зеленеющих отвесных склонов Авенаса.

То время для него безвозвратно закончилось, он больше никогда не испытает такого счастья, оно просто не входит в перечень оставшихся возможностей. А вот Сесиль случалось переживать – и не исключено, что до сих пор случается – подобные мгновения счастья, у нее есть дети, она сама стала ребенком, предав душу в руки Божии, как принято выражаться у католиков. Ему нужно, совершенно необходимо было верить, что она счастлива.

Он смотрел на нее, такую спокойную, тихую, она же не отрывала глаз от пейзажа, мелькавшего за окном поезда в последних проблесках дневного света. Электронное информационное табло сообщило, что в данный момент они едут со скоростью 313 км/ч, на нем также указывалось их географическое положение, и он вдруг с нервной дрожью осознал, что в эту самую минуту, когда он все это вспоминал, они находились чуть южнее Макона, в нескольких километрах от дома в Сен-Жозефе.

Спустя долгое, очень долгое время Сесиль перевела взгляд на него – поезд приближался к станции Ларош-Мижен, двигаясь со скоростью 327 км/ч.

– Я не спросила, как у тебя дела с Прюданс… – осторожно сказала она.

– И правильно сделала. Правильно сделала, что не спросила.

– Так я и думала. Мне жаль, Поль. Ты заслуживаешь счастья.

Откуда она все это знала, откуда она знала жизнь, она, вечная однолюбка, с чудесной прозорливостью выбравшая в мужья образчик неподкупности, верности и добродетели? Возможно, подумал Поль, жизнь на самом деле совсем несложная штука, тут и знать-то особо ничего не надо, а просто плыть по воле волн.

Они почти не разговаривали до самого Парижа. Ход событий теперь предопределен. Максимум через неделю Сесиль вернется с Эрве, и они поселятся в Сен-Жозефе. Им, прежде всего, придется успокоить Мадлен, попытаться наполнить смыслом ее жизнь, чтобы она не путалась весь день под ногами санитарок в больнице Сен-Люк. А потом им останется только ждать, ждать и молиться. Может ли молитва стать совместным ритуалом супругов? Или она в обязательном порядке предполагает личное общение с Богом, один на один?

© Louis Paillard

Они наспех, но крепко обнялись, и Сесиль спустилась в метро, ей надо будет пересесть на Бастилии и доехать потом по прямой до Северного вокзала.

9

Открыв дверь в квартиру, он с изумлением услышал пение китов, доносящееся из общесемейного пространства, и понял, что Прюданс наверняка уже вернулась и в эту самую минуту находится дома, у нее все по расписанию. А вот он свое расписание нарушил; с тех пор как он начал работать в аппарате министра, у него появилась привычка вставать поздно; около полудня он отправлялся на службу, пересекая прогулочным шагом парк Берси – в конечном итоге он чуть ли не полюбил этот парк с его дурацкими овощными уголками, – а потом сад имени Ицхака Рабина. Дойдя до места, он обычно съедал на обед тарелку копченой рыбы – у них своя собственная кухня, не общеминистерская, и превосходный шеф, но днем Поль предпочитал ограничиваться копченой рыбой. И только потом уже встречался с Брюно, впервые за день.

Тот появлялся в офисе очень рано, в семь утра, и с тех пор, как переехал в служебную квартиру, засиживался там до глубокой ночи – зато никогда не назначал встреч до полудня, посвящая это время текущей работе. Должно быть, завидев у себя на столе груду папок, его дневной рацион, он потирал руки от удовольствия по примеру своего далекого предшественника Кольбера – так гласит легенда, во всяком случае. Они обедали с Полем вдвоем – Брюно был большой любитель пиццы, – обсуждая встречи, назначенные на вторую половину дня и вечер, равно как и возможные загвоздки.