Да, он знал; он тоже отключил мобильник в прошлые выходные; имеют же они право пожить своей жизнью.
– В общем, сегодня утром мне дозвонилась соседка.
– Как отец?
– Его тоже оставили в больнице в Ванне, ему совсем плохо, он ни с кем не хочет разговаривать. Мне и представить страшно, в каком он состоянии… – Она снова заплакала, тихо, чуть слышно. – Понимаешь, он старше мамы на десять лет… и никогда не думал, что переживет ее.
Он вспомнил собственного отца после смерти матери, распростертого в кресле в столовой, потом в психиатрической больнице в Маконе, накачанного психотропными препаратами, и снова в Сен-Жозефе – ему потребовалось несколько месяцев, чтобы прийти в себя, и, вероятно, он бы так и не пришел в себя, не будь рядом Мадлен. Любопытно, что его мать никогда не была прекрасной женой, ни ласковой, ни любящей, да и к домашнему очагу, надо сказать, не испытывала особой привязанности – у нее, если задуматься, было довольно много общего с матерью Прюданс, разве что происходила она из мелкой буржуазии. Ни в том ни в другом случае, на его взгляд, супружеская любовь не выдержала испытания временем; и все же они не расстались, они прожили жизнь вместе, вырастили детей, передали им эстафету, и после смерти жены муж не понимал, как жить, просто не понимал, что дальше. Что касается отца Прюданс, то тут дела обстоят еще хуже: ему, если он не ошибается, чуть за восемьдесят, и у него начинается Паркинсон, так что для него действительно
– Ты, конечно, туда поедешь?
– Да, завтра, скоростным до Оре.
Он был там всего один раз, но хорошо запомнил дом в Лармор-Бадене и великолепный вид с террасы на залив Морбиан и Иль-о-Муан.
– Ты поговорила с сестрой?
– Да, Присцилла перезвонит попозже, в Ванкувере еще рано. Она тоже приедет, как только сможет. Она очень любит папу и всегда была его любимой доченькой, вот так. – Она улыбнулась смиренной улыбкой, не слишком печальной; он мог понять и это.
– И как ей живется в Канаде? – спросил Поль, ухватившись за эту возможность перейти на более нейтральную тему.
– Да не очень, вообще-то, она разводится. А чему тут удивляться, я всегда знала, что у них ничего не выйдет.
На этот раз Поль вспомнил свадьбу, свадебные торжества в Булони, вспомнил сад, где устроили прием, он совершенно забыл, как выглядел ее муж, но, как ни странно, помнил его профессию, он канадец, англоговорящий канадец, и работает в нефтяной промышленности. Вот Прюданс “всегда знала, что у них ничего не выйдет”, всегда знала и ничего не сказала. Отношения между сестрами, подумал он, как правило, не лучше, чем между братьями; как правило, но не всегда.
На следующее утро он проводил ее на вокзал Монпарнас, они вместе прошли через парк Берси, было чуть ли не жарко, и он расстегнул пальто.
– Да уж, поразительное дело, правда? – заметила Прюданс. – Я даже купальник захватила. Ну, наверное, я все же размечталась…
Глобальное потепление, несомненно, катастрофа, Поль не питал никаких иллюзий на этот счет, он был готов сожалеть о нем, ну и бороться с ним при случае; тем не менее благодаря ему жизнь принимала непредсказуемый, причудливый оборот, чего ему раньше так не хватало.
Они приехали сильно загодя и сели выпить кофе в одном из баров в здании вокзала.
– Присцилла приедет послезавтра, прямо к похоронам. Я полагаю, ты не жаждешь туда ехать, ты же маму никогда особенно не любил?
Он смущенно развел руками.
– Я тебя не виню, она всегда ужасно себя с тобой вела. Со мной, впрочем, тоже, когда речь заходила о тебе. У меня вообще создавалось иногда впечатление, что она ревнует.
Ревнует? Странная мысль, ему бы это никогда не пришло в голову, но, возможно, она права. Даже наверняка права: он почти ничего не знал об отношениях матерей и дочерей, но нутром чуял, что, как и во многих других случаях, ему лучше оставаться в неведении.
– Ну, – продолжала Прюданс, – ты меня понял, я не то чтобы схожу с ума от горя. Знаешь, как в старых книгах мужчины говорят о женах, которым постоянно изменяют: “Ну, она все-таки мать моих детей”, типа они ее уважают несмотря ни на что; я понимаю, что они имеют в виду, и это чувство никогда не казалось мне блефом. Так вот, теперь меня тоже так и тянет сказать: “она все-таки была женой моего отца”. Самое сложное, и тут, я надеюсь, Присцилла мне немного поможет, будет найти кого-то для папы. Даже когда ему станет лучше, он не сможет жить дома один, это немыслимо. И честно говоря, я и подумать не могу о том, чтобы сдать его в дом престарелых.
– Только не это! – Поль ответил с такой яростью, что сам изумился, в его воображении промелькнул их дом, крохотные комнатки под крышей и восход солнца над заливом Морбиан. Это место сильно отличалось от Сен-Жозефа, но оно тоже было местом для жизни, для старости и смерти; а дом престарелых им не был и не станет им никогда.
Время отъезда приближалось, им оставалось всего несколько минут.
– Теперь-то ты можешь приехать… – сказала она. – Было бы здорово, если бы ты приехал. Тебе ведь понравились наши края? И потом, нам столько всего предстоит наверстать.