Уничтожить Израиль

– Специалиста такого рода мы найдем, – он подумал и добавил: – Больше того, который знаком и с самим изделием. Такой вас устроит?

– Безусловно.

– Я поручу вести дело генералу Травину. Вы уже знакомы. Завтра он с вами свяжется.

Петров протянул руку Андрею.

– Будьте здоровы.

Андрей вышел из кабинета и увидел разъяренное лицо Краснова.

– Не стыдно? – спросил тот. Как понял Андрей, чиновник был в курсе только что состоявшегося разговора с президентом. Причем упрек был сделан тоном, каким нашкодившим пацанам за их проступки выговаривают родители или старшие. – Устроили торг с президентом. Вы же русский человек, а готовы обобрать родное государство…

Андрей остановился. Злость бросилась жаркой кровью к лицу и шее. Заговорил, стараясь не сорваться на крик:

– Слушайте вы, господин моралист. Вынужден вас разочаровать. Государство, о котором вы так печетесь, не мое, а ваше. По законам России, я, русский по рождению, здесь иностранец…

Краснов что-то собирался сказать, но генерал, сидевший в кресле, на которого Андрей не сразу обратил внимание, встал, подошел к Андрею и взял его за локоть.

– Простите, господин Назаров, вы мне нужны. Давайте познакомимся. Я генерал-лейтенант Морозов Евгений Васильевич. Начальник службы охраны.

– Очень приятно, – сказал Андрей, не придав такой встрече значения. Сегодня у него их было так много, что один генерал или другой, – для него уже не играло роли. И все же на этот раз пришлось генерала запоминать.

В этот момент в приемную вышел Петров. Кивнул Морозову. Посмотрел на Андрея и сказал:

– Президент приказал обеспечить вам охрану силами службы Евгения Васильевича. Его люди теперь будут о вас заботиться.

Андрей не счел нужным деликатничать.

– Это арест?

Генералы переглянулись. Лица их выражали неудовольствие. В этих стенах такие слова употреблять не было принято.

– Никакой не арест, Андрей Иванович, – сказал Петров.

– Значит, я свободен? Тогда позвольте мне поступать по своему усмотрению. Я поеду к сестре.

– Исключено, – сказал Морозов твердо. – Коль скоро я отвечаю за вас и вашу безопасность, вы поедете туда, куда я прикажу. – Генерал смягчил тон и с улыбкой добавил: – В подобных случаях даже президент делает то, что мы ему рекомендуем.

Конь везения быстрее стрел неудач

Машина, вырвавшись из Боровицких ворот, свернула направо, на Моховую. В поздний час городская суета уже утихала, и потому особенно странным Андрею показалось остервенение, с каким сразу два милиционера на перекрестке, размахивая жезлами, бросились освобождать зеленую улицу кремлевскому лимузину.

Машина понеслась к Тверской мимо Манежа, мимо кремлевских красных стен, золотых куполов, желтых зданий, искусно подсвеченных прожекторами.

Андрей, откинувшись на спинку скрипучего кожаного сиденья, впал в тягостное раздумье. «Москва. Кремль. Товарищу Сталину». «Москва. Кремль. Товарищу Брежневу», «Москва. Кремль. Ельцину» – в памяти неожиданно возникли адреса великих вождей, на которые шли рапорты о победах в строительстве социализма, о разгроме коварных врагов народа, о демократических преобразованиях и о счастье нищающего народа. И он вдруг подумал, что никакие социальные преобразования в России не изменят стремления ее высших руководителей к византийской помпезности и авторитарности, пока резиденцией власти будет оставаться Кремль.

Территория, окруженная глухой зубчатой стеной, наполненная базарной толчеей православных соборов, опутанная тайными подземельями и дворцовыми переходами, ухоженная и декоративно обставленная раритетами, специально подобранными так, чтобы вызывать у попавших сюда людей оханье узнавания, восхищения, радости, и тем самым не позволять им здесь задумываться над бесцельностью громадной Царь-пушки, нерациональностью безголосого Царь-колокола, потерявших для народа реальную стоимость сокровищ Алмазного фонда и Оружейной палаты, эта территория излучает ауру азиатской жестокости, улыбчивого лицемерия.

Можно говорить о колготной шумности в здании Государственной Думы, о чиновничьей чопорности узких коридоров Совета Федерации, но при всем при том это места, где можно встретить не мумию, а живого человека, увидеть разговаривающих, а порой спорящих людей и понять, что здесь не только представляют государственность, но и ее осуществляют – одни, пытаясь влить жизнь в законы, другие – окончательно сделать любые уложения предельно бездушными.

Никогда человеку, ежедневно въезжающему в стены Кремля, где сотни лет подряд плетутся хитроумные интриги, где народ привыкли рассматривать то в виде черни, то куда более демократично – в виде электората; где ежеминутно завязываются и развязываются, а то просто обрываются узелки планов передела власти, не избавиться от желания добиться авторитарных полномочий. Возвысить себя в императоры вне зависимости от убеждений, идеалов, предвыборных обещаний, инаугурационных присяг и публичных деклараций.