Уничтожить Париж

Обербауфюрер как будто не интересовался укреплениями. Одного лишь наличия чертежей было явно достаточно, чтобы рассердить его. Он свернул их, бросил в угол и вновь обратился к Дюшезу и к вопросу о том, какие краски и бумага ему нужны. Через несколько секунд их вновь прервали: на сей раз вошел властного вида офицер и приказал обербауфюреру зайти в соседний кабинет для беседы по «секретному делу».

Оставшись в кабинете один, Дюшез тут же словно бы непроизвольно схватил чертежи. Потом задумался, что с ними делать. Пытаться спрятать их под одеждой не имело смысла. Его безумный взгляд остановился на большом портрете Гитлера, висевшем на стене за письменным столом. Казалось очень маловероятным, что портрет снимут и кто-то заглянет за него. Дюшез лихорадочно затолкал рулон чертежей между портретом и стеной, потом отошел к своим краскам и бумаге, и тут вернулся обербауфюрер.

— Идиоты! Все тут идиоты! Все до единого! — Он свирепо посмотрел на Дюшеза, словно давая понять, что не нужно считать себя исключением. — Какой-то болван смешал груз сахара с цементом. Что мне делать, черт возьми? Перебирать пальцами эту смесь? — Раздраженно хмыкнул. — Давайте еще взгляну на ваши образцы.

Наконец вопрос о бумаге и красках был решен. Дюшезу нужно было явиться на работу к восьми часам в понедельник, его задачей было новое оформление кабинетов организации. Дюшез ушел, пылко отсалютовав и понимающе улыбнувшись портрету фюрера.

То была пятница. Субботу и воскресенье Дюшез провел в смятении, внезапно ужаснувшись нелепости своего поступка. Ждал с минуты на минуту, что за ним явятся гестаповцы. По холодном размышлении ему стало казаться совершенно очевидным, что чертежей хватятся, в крайнем случае, через двенадцать часов, и обербауфюрер, совершенно естественно, взвалит вину на него. Он не только француз и потому автоматически попадал под подозрение, — он еще находился несколько секунд один в кабинете. Можно было уже считать себя покойником.