Что-то происходило между Стешей и Демидом, и дело было не в простой тоске по человеческому общению. С каждым днëм они смотрели друг другу в глаза чуть дольше, чем того требовало простое рабочее взаимодействие, и улыбались чуть чаще, чем было нужно для поддержания приятельской атмосферы. Наконец, девушка поймала себя на мысли, что ей нравилось ненавязчивое внимание Демида, день за днëм обустраивавшее быт в капсуле вокруг еë желаний, нравилось хохотать с ним и болтать ночи напролëт, шëпотом, удостоверившись в крепком сне Мохова. Более того, она с удивлением осознала, что волновалась за Демида, когда он слишком уставал или расстраивался после очередной неудачной попытки пристыковать виртуальный челнок к виртуальному шлюзу. В общем, еë и Морозова души после долгого молчания, как будто, запели на два голоса.
На некоторое время девушка так заслушалась их дуэтом, что будущее и прошлое перестали для неë существовать, но потом Стеша вспомнила о поджидавшей впереди опасности. И о тайне, что хотела, но не успела рассказать Володе. Почти физическая боль ударила девушку ночью, когда, закончив очередной счастливый разговор, они с Демидом пожелали друг другу спокойных снов, и заставила свернуться на узкой койке клубком. «В этот раз так не будет, — бормотала она сквозь стиснутые зубы, — Так не будет».
Со следующего утра с Демидом она сделалась по-деловому холодной. Неделя ему потребовалась, чтобы понять новые правила общения и, как сначала думала Стеша, принять их. До вылета оставался месяц, и за это время Морозов ни разу не пересëк очерченные для него границы. Обманутая мнимой покорностью, девушка настолько успокоилась, что не почуяла подвоха, когда Демид попросил еë выйти из капсулы для разговора. Они заняли столик на фудкорте, и Морозов, вперившись в девушку глазами, сказал:
— Поскольку я не уверен, вернусь я или нет, я хочу, чтобы ты знала: Я люблю тебя. И тогда, на Северодвинске-7, я пришëл не из-за Корнея. Я волновался за тебя.
— Зачем… ты мне это говоришь? — спросила, опешив, девушка.
— Я понимаю, по каким-то причинам ты не можешь ответить мне взаимностью, мне этого и не надо, я принимаю и уважаю твой выбор, — Стеша видела, как Демид напрягал всю свою волю для сохранения спокойного тона, — но я имею право сказать тебе о своих чувствах.
— Почему ты так решил?
— Потому что, повторяю, я не уверен, что вернусь. Ни ты, ни я не знаем, что нас там ждëт. Пусть это будет право на последнее желание приговорëнного к смерти. Моë последнее желание вот такое — сказать тебе, что люблю тебя.
— Знаешь что, приговорëнный, — разозлилась Стеша, — я не беседую о любви с мертвецами. Хочешь об этом поговорить, вернись оттуда вместе со мной, и тогда поговорим. А сейчас извини, мне некогда, да и настроения нет.
Теперь пришëл черëд Демида удивляться. Морозов, не зная, что ответить, растерянно захлопал глазами.
— Ещë что-то хочешь сказать? — поинтересовалась Стеша.
— Нет, — только и смог вымолвить мужчина.
— Тогда я вернусь к тренировкам. И тебе советую долго тут не сидеть, сам знаешь, на все сто процентов джаммер сигнал не блокирует.
Стеша встала из-за стола и ушла к капсуле с одной лишь мыслью в голове: «Дура!»
Демид вернулся туда же минут через пять после девушки изрядно повеселевшим и насвистыя плясовую мелодию.
В назначенный день все трое покинули капсулу и направились в порт, где по заранее оформленным пропускам поднялись в грузовые доки на внутреннем радиусе станции. Ростов-4 вращался целиком, так что в трюм пристыкованного грузовика к закреплëнному там кораблю людей поднял специальный коптер. Судно оказалось простой конической формы, кабина пилота и каюты размещались в носовой части, под ними обод с красно-белой штриховкой обозначал место расположения энергетической установки, ниже двигательный отсек оканчивался четырьмя соплами. Носовая часть щетинилась антеннами. Рядом с наружней гермодверью на серой обшивке белела надпись: «Иона».
— Где наши откопали такую древность? — пробормотал Корней, задрав голову на коптере.
— Стащили из музея, должно быть, — пошутил Демид.
Внутреннее убранство соответствовало внешнему облику: тесная кабина с двумя поворотными стульями и непривычными для текущего века большими экранами, на которых размещали всю полëтную информацию до распространения сенсорных голограмм, и немногим более просторная каюта с тремя нишами для спальных мест и выступом уборной кабинки вдоль покатой стены. В середину каюты из кабины пилотов спускалась лесенка.
— Ну что, кто первый за штурвал? — спросил Корней, прислонившись к ней плечом, когда сумки с вещами рассовали по багажным сундукам.
— Лучшие оценки за пилотирование были у меня, — сказала Стеша, — полагаю, мне и начинать. Первый участок пути — самый ответственный.
— Демид, тогда ты будешь штурманом, — предложил Корней, — и вторым пилотом. А я, если надо, нас обратно поведу. Тогда уже не так страшно будет ошибиться, нас подберут, если что.