Уничтожьте всех дикарей

Многие народы уже исчезли. Эти народы — «самый низший тип человека, являющий в себе самые отвратительные черты моральной и интеллектуальной деградации», — были обречены на вымирание. «Ибо тьма, лень и жестокое невежество не могут сосуществовать с развитием знания, промышленности и света».

128.

Что же в действительности случалось, когда знание, промышленность и свет уничтожали низшие народы?

Дарвин знал ответ. Он видел, как люди генерала Росаса, забивавшие насмерть индейцев, задыхались от крови и блевотины. Он знал, как выдавливают глаза, когда индеец вонзает зубы в большой палец и отказывается его выпустить, как убивают женщин и заставляют говорить узников. Он знал имя этому. Он назвал это «борьбой за существование».

Дарвин знал, на что похожа эта борьба за существование. Однако он верил, что она развивает и облагораживает человеческие виды. Уоллес разделял его веру. Уничтожение низших рас оправдано, потому что оно будет сокращать расовые различия, пока наконец весь мир не заселит одна-единственная почти гомогенная раса, в которой никто не уступит самым благородным образцам теперешнего человечества. Вот во что верил Уоллес.

Но самое странное, продолжает он, что небольшой прогресс, которого мы достигли в этом отношении, похоже, совсем не является следствием естественного отбора. Явно, что лучшими были вовсе не те, кто победил в «борьбе за существование». В жизни лучше всего преуспевали и особенно быстро воспроизводились интеллектуально и морально средние, если не сказать «ущербные», виды, короче, сорняки.

129.

Уоллес затронул тут больное место. Уильям Грег рассмотрел эту проблему в статье, которая была опубликован в журнале «Фрэйзер» (сентябрь 1868 года) и которую почёл и прокомментировал Дарвин.[77]

Грега прежде всего беспокоило то, что средние классы, «которые формируют энергичный, надёжный, совершенствующийся элемент населения» имеют куда меньше детей, чем классы высшие и низшие, ибо и те, и другие, по противоположным причинам, не имеют повода для самоограничения.

«Праведный и благотворный закон естественного отбора» перестал действовать, и таким образом нашему обществу грозит стать избыточно цивилизованным, что некогда произошло с греками и римлянами.

Но, к счастью, законы природы все ещё действуют в отношениях между расами, продолжает Грег. Здесь наиболее успешные — это всё ещё самые сильные и более способные. Именно они побеждают в соревновании, «уничтожают, управляют, вытесняют, сражают, едят и истребляют низшие расы».

Грег видит в межрасовой борьбе единственный путь поддержания жизнеспособности и прогресса в цивилизованных странах. Лишь уничтожая других, мы можем избежать расового упадка, который станет прямым следствием того, что цивилизация остановила естественный отбор.

130.

Я готовил пищу в компьютере. Я готовлю её на экране в дверце микроволновой печи — там, где подогревается пища.

Когда я иду домой с ужином на дискете, на меня в метро наскакивает человек в этнической одежде и яркой вязаной шапочке. Он вырывает у меня дискету. Я стараюсь задержать его и просыпаюсь оттого, что с огромной силой пинаю стул возле кровати. При ходьбе мне всё ещё больно.

131.

Двоюродный брат Дарвина, Фрэнсис Гальтон, продолжил дискуссию в своей книге «Наследственный гений» (1869). История геологических изменений, согласно Гальтону, показывает, что животные виды постоянно были вынуждены адаптироваться к новым условиям жизни. Цивилизация — это такое же совершенно новое условие существования, с которым человеческому роду предстоит научиться жить. Многим не удалось. Большое число человеческих племён было уничтожено под давлением требований цивилизации. Далее Гальтон замечает, что, «возможно, ни в какой другой период мировой истории уничтожение каких бы то ни было животных видов не затрагивало столь огромной территории и не шло с такой поразительной скоростью, как уничтожение дикарей».

Это должно стать уроком для нас. Ибо даже мы, те, кто создал цивилизацию, уступаем ей. И государственные мужи, и философы, и ремесленники, и рабочие — сегодня равно сталкиваются с ситуацией, которой не в силах управлять, пишет Гальтон.

Вывод ясен, если мы не захотим отправиться тем же путём, что и вымершие животные и народы, мы должны постараться улучшить генофонд и увеличить нашу способность выживать в тех условиях, которые создала цивилизация.

Гальтон посвятил остаток столетия изучению и предложению различных методов по достижению подобного улучшения наследственности. У него было множество последователей — и не только в Германии. Государственный институт расовой биологии в Упсале существовал ещё и в 1950-е годы.

132.

Этот отрывок из Гальтона обсуждается Бенджамином Киддом в его невероятно популярной книге «Социальная эволюция» (1894). Он отмечает там, что англосаксы уничтожали менее развитые народы даже более эффективно, чем это делали другие. Ведомый внутренними импульсами своей цивилизации, англосакс отправляется в чужую страну, чтобы разрабатывать её природные ресурсы. Всё остальное — лишь неизбежное следствие.