Уникум

Командир, старлей, что заслон держал на броде, сказал, что немцы пока не появлялись. Зато наших человек триста уже перешло. Его бойцы помогли перегнать мотоцикл на ту сторону, там, просушив движок, я запустил его и покатил прочь. Стоило отъехать подальше и найти подходящее место для днёвки. Пока до брода добирался, фара была включена, а тут я ее выключил и ехал почти на ощупь, благо зрение адаптировалось и дорогу было видно — она блестела укатанными колеями. Теперь мне нужно бояться не только немцев, но и наших, а то и на звук мотора могут пальнуть. Дурных и злых на это дело всегда хватает. Насчёт обстрела я не преувеличиваю, трижды меня обстреливали со стороны, хорошо не попали, чуть позже обязательно груз на утечки проверял. Один раз на стрелковую колонну одной из наших дивизий наткнулся. Как меня не подстрелили, непонятно. Засаду устроили и встретили. Хорошо, осветили фонариками и опознали во мне танкиста по шлемофону. Я показал бумаги командиру, уставшему раненому майору, о том, что выполняю секретное задание, порадовал его, что до брода немцев на пути нет, а идти им до речки ещё одиннадцать километров, и погнал дальше. Уже без приключений.

К рассвету, проехав ещё километров двадцать, загнал мотоцикл в овраг — не было тут больше подходящих укрытий, — нарезал штык-ножом травы, чтобы замаскировать технику, и, устроившись чуть в стороне от мотоцикла, уснул. Не охранять же самого себя? Я один вообще-то, подчинённых ещё не набрал. К слову, у меня в удостоверении записано, что я командир танковой роты. О как повысили! Командующий пытался из своих возможностей всё выжать. Выше должность дать даже ему было бы сложно.

Глава 9 Создание танковой роты

Проснулся я от того, что на меня кто-то навалился, и похоже, не один человек. На автомате я перебросил нападающего через себя, не зря же два года греко-римской борьбой занимался, но другой держал крепко, а к груди прижалось что-то острое. Я открыл глаза и увидел, что это были не немцы, а красноармейцы, и один из них прижимал к моей груди штык винтовки. Если тот навалится, то штык пробьёт меня насквозь, так что я замер. Ничего другого не оставалось. Меня быстро освободили от оружия, сдёрнув его вместе с ремнём, по карманам прошлись, но документы не нашли, они всё так же к телу привязаны, даже наручные часы сняли. Планшетку и бинокль тоже отобрали. Только сапоги не тронули. Не догадались залезть, а там великолепная финка, обменял на трофеи у ротного старшины комендачей стрелкового корпуса. То, что это не немцы, меня не сильно порадовало. Похоже, дезертиры. Да не похоже, а они самые и есть. Война чуть больше недели идёт, сегодня тридцатое июня, а эти уже грязные как чушки, расхристанные и воняют. Как можно себя до такого довести? Девятерых я насчитал. Один наверху склона смотрит за окрестностями, четверо тут у меня, и ещё четверо подошли к мотоциклу, что стоял в десяти метрах, и начали потрошить его. А я и пошевелиться не могу, этот громила крепко удерживает меня штыком. Другой, видимо старший, достал из кобуры мой наган и покрутил его в руке.

— Ну, краснопёрый, и что…

Договорить он не успел, его банально снесло взрывной волной. Четыре огненных комка у мотоцикла, точнее того, что от него осталось, воя катались по траве, пытаясь сбить пламя. Я растяжку поставил на мотоцикле. Просто на всякий случай, мало ли, и гляди-ка, пригодилась, кто-то инициировал подрыв. Соляра детонирует плохо, поэтому граната была на канистре с бензином. Прежде чем спать лечь, я заправил мотоцикл, в канистре литров семь оставалось, так что было чему взорваться.

Дальше действовал я молниеносно. Перекатившись вбок, укрылся в небольшой ямке и, схватив свой наган, что выронил старший дезертиров, открыл огонь. Из-за этих гадов я все свои вещи и топливо потерял, поэтому жалеть их не собирался. Бил на поражение. Пять выстрелов, потом ещё два добивающих в подранков — и всё, дезертиров нет. На тех четверых, что горели, я не обращал внимания. Подойдя к старшему, я выдернул у него из-за ремня ТТ, видимо, какого-то командира убили или с трупа сняли, и стал быстро собираться. Обыскал тела, откладывая, что пригодится. Заодно все свои вещи вернул. Эти гады так подсветили мою стоянку, что тут скоро немало немцев соберётся, поэтому времени терять нельзя. Большинство моих вещей сгорело в мотоцикле, в принципе, не сильно жаль, главное — сам жив и цел, а вещей ещё наберу. Единственно, жаль тюк с немецкой формой лейтенанта-танкиста, что прихватил с собой. Хотел под вечер внаглую по дорогам проехаться, танк себе поискать, а тут вон что вышло.

Перезарядив наган, вернул наручные часы, бинокль, ремень с кобурой, планшетку. Ну и пробежался по телам бандитов. А как их ещё называть? Всего три вещмешка на девятерых — что-то маловато, было ещё два вещмешка у сгоревших, но там до сих пор тела тлеют, я и не подходил даже.