Например, сметаны, холодненькой, густой, с куском ржаного хлеба Егорка, пожалуй, съел бы. Мясо тоже хорошо: симпатичный кусчек без всяких там макарон или, того хуже, тушеной брюквы. А вот водянистую сладковатую мякоть кабачка Егор ни за что не стал бы есть по собственной воле. Ну а уж когда это все перемешано и плавает в теплой жидкой молочной водичке… Бр-р-р. Польза для здоровья превыше всего. Только Егор, дожив до тринадцати лет, никак не мог себе уяснить, как может идти на пользу пища, съеденная без удовольствия.
Егор неохотно ковырял вилкой в тарелке и, косясь в сторону сидящего рядом брата, отлично видел, что и тот тоже без всякого восторга впихивает в себя злосчастный ужин. И лицо у Родьки было таким, что любой бы сжалился. Но только не родители.
Отец с матерью не были такими уж тиранами. Егор знал, что бывает хуже, много хуже. В семье Березиных все было очень даже пристойно. Физические наказания интеллигентные советские инженеры если и применяли, то не как систему, а исключительно в качестве крайней меры. Прочие редкие шлепки, оплеухи и подзатыльники Егор в расчет не принимал.
Удручало другое: отец с матерью не терпели ни одного слова, сказанного близнецами поперек. Малейшее неповиновение не на шутку оскорбляло родителей и прямо-таки выводило из себя их обоих, особенно отца.
Егор уже смирился с тем, что они с Родькой сильно осложняют многотрудную жизнь родителей. Он уже знал, что каждый папаша, забирая дитя из роддома, наверняка надеется, что с пеленок и до свадьбы его малыш будет стоять по стойке «смирно», ходить по струнке и разговаривать вежливым приглушенным голосом, будет охотно идти навстречу притязаниям родительского тщеславия и всю свою жизнь будет изображать благодарную покорность. Егор чувствовал, что именно этого и ждали родители от него и Родьки. Но при всем желании соответствовать их чаяниям, близнецам не удалось избавить своих предков от жестокого разочарования. Вольно или невольно и сам Егор, и Родька то и дело влипали в ситуации, вызывающие родительский гнев.
Если близнецы не выходили за установленные рамки и были послушными старательными пай-мальчиками, в доме царили мир и покой. Отец тогда бывал всем доволен, прощал мелкие оплошности, шутил и с готовностью занимался с сыновьями всякими мальчишечьими делами. Мать гладила по голове и поминутно целовала, откуда-то то и дело возникали конфеты, яблоки и деньги на игровые автоматы и кино… Но стоило только Родьке заявить, что новые брюки ему совершенно не нравятся, а Егору попроситься вместо опостылевшей музыкальной школы в какую-нибудь спортивную секцию или заявить, что он ненавидит фаршированные кабачки со сметаной, так тут же на горизонте сгущались тучи, сдвигались брови, отец переставал даже разговаривать с двумя придурками, у которых вместо мозгов — вздорный уличный мусор, а мать хоть и вела себя спокойнее, неизменно принимала сторону отца и долго имела оскорбленный вид, давая понять, насколько она возмущена и обижена выходками двух неблагодарных мальчишек…
К подобным перепадам родительского настроения Егор давно привык и пережидал каждую грозу без особого огорчения, зная, что через некоторое время ему снова дадут трешку и отпустят в кино, легонько шлепнув пониже спины.
Родька вел себя по-другому. Он вообще имел обыкновение обижаться на вполне безобидные вещи, а уж нудные родительские попреки, облаченные во вполне цензурные, но оскорбительные эпитеты, злили Родьку. Он мог часами не выходить из комнаты и целыми днями не разговаривать с родителями. Егор не видел причин для таких страданий, от души посмеивался над причудами брата…
Сегодня Егору не хотелось смеяться.
Нелюбимое кушанье оказалось совсем некстати, да и вчерашнее событие никак было из головы не выкинуть.
Егор не привирал, когда говорил, что натерпелся страху. Он уже слышал на своем веку немало шокирующих, но правдивых историй-страшилок о том, какого рода неприятности могут свалиться на глупого мальчишку, вздумавшего покататься на машине с чужим дядей. Однако Егор искренне считал и себя, и Родьку уже достаточно взрослыми и разумными парнями для того, чтобы не оказаться в опасной ситуации по собственной воле. И Егор просто-напросто глазам своим не поверил, когда увидел в окно брата, садящегося в жигуленок к незнакомому мужчине. Меньше всего Егору хотелось остаться у своих родителей единственным сыном. Поэтому когда его отчаянная беготня в поисках брата увенчалась неожиданным успехом, Егор был счастлив.
Правда, он долго не мог уснуть вечером, ворочался, несколько раз бегал пить минералку, выходил на балкон, умывался холодной водой, снова заваливался в постель, утыкался лицом в подушку, сто раз переворачивал ее прохладной стороной вверх и никак не мог забыться во сне.