Вербин стоял, держа руки на талии и покачиваясь с пятки на носок. Наверное, он оценивал, насколько серьезно говорит Марьян.
— А ты забыл, кто тебя расшевелил, кто тебя в Питер послал? Если бы не я, Марьяшенька, ты бы до сих пор выяснял, с кем якшается жена водопроводчика, и что думала баба Фрося о своем зяте, когда он ее корову пропил!..
— укоризненно покивал Андрей. — Обо всем ты забыл, Марьяшенька. Нехорошо.
— Думаю, что твое участие в моей судьбе я уже отработал, — отрезал
Марьян.
— Собрался своим путем шагать? — Вербин уже был, как сжатая пружина.
— Ладно… Давай, попробуй, потешь свою гордыню! Гений задрипаный…
— Ах, так?! — оборвал его Марьян, холодея. — А вот об этом ты пожалеешь…
Он поспешно вышел на улицу. Ему хотелось немедленно домой, собраться с мыслями, понять, что же случилось.
Рядом с входной дверью суетился мальчишка Вербина, гонял по асфальту мятую жестяную банку из-под пива.
— Привет! — весело крикнул он, запуская банку Марьяну в ноги. Пасуй!
Марьян наподдал банку ногой, и она отлетела на проезжую часть.
— Мазила! — с досадой вздохнул Шурка.
Еще было не слишком поздно, и по набережной туда-сюда сновали машины. Добывать банку назад было опасно, и даже припадочный полоумный мальчишка это осознавал.
— Там сегодня заморочки разные, да? — Шурка кивнул на дверь Гильдии.
— Вроде того, — согласился Марьян.
— Слушай, можно я тогда сегодня у тебя заночую? — с надеждой спросил Шурка. — А то папа, наверное, сердит…
Несколько минут назад Марьян категорически отказался бы, зная, что
Андрей против. Но теперь… Теперь в его голове немедленно зашевелилась мысль о том, как можно было бы воспользоваться этим маленьким полудурком.
— Конечно, пойдем, если хочешь, — равнодушно разрешил Марьян.
Шурка с готовностью пошел рядом. Он неразборчиво болтал, смеялся, рассказывал что-то, но Марьян не слушал паренька. Он гадал, что же произошло. Ему не хотелось верить в разрыв с другом, ведь Марьяну казалось, что отношения с Андреем ничем не напоминают циничное «взаимовыгодное сотрудничество»… Но увы. Похоже, что убогий кудесник был не только уродом, но и бесконечно наивным субъектом… Умный и хитрый Вербин просто попользовался диким провинциальным пареньком и решил, что может безнаказанно выбросить его в мусорную корзину.
Марьяну стало горько.
История была не нова: один человек любил другого, а его предали.
Предательство должно быть наказуемо.
Не каждому суждено отомстить за свою боль. Но вольный пакостник мог себе это позволить.
Глава 16. Прославленный потрошитель
— Где тебя носит?! — зашипел Егор, забравшись в машину Осташова. — Я уже замерз, как собака…
Старенький «опель» Влада объехал уже успевший пристроиться впереди запорожец и свернул в глухой проулочек.
Долгое ожидание в условленном месте сделало свое черное дело. Ночью грянули нешуточные заморозки. Замерзла вода в лужах, обледенели некрашенные скамьи на бульваре… Егор чувствовал, что на нем живого места не осталось. Он едва сдерживался, чтобы не лязать зубами.
— Договорились же в десять. А сейчас уже полдвенадцатого… — рявкнул Егор и, наклонившись к приборной доске, включил обогрев на максимум. — Я чуть дуба не дал…
— Я попал в пробку, и не в одну… — хмуро пояснил Осташов.
— Да ну тебя! Выкладывай, был в больнице?
— Да был, был… — закивал Влад. — Не дергайся, там все без изменений.
— Ну и ладно, — с облегчением вздохнул Егор. — Без изменений — это все же лучше, чем осложнение. Все прочее — ерунда…
— А то, что тебя уже готовы сцапать за задницу, это тоже ерунда? — усмехнулся Влад.
— Я и пальцем не прикасался к Кошарскому, — устало отмахнулся Егор.
— Хорошо тебя зная, я готов в это поверить. Но на мою веру всем наплевать. Ты ведь был там?
— Был. Беседовал с председателем о высших материях, — угрюмо буркнул
Егор. — Когда я ушел первый раз, он был в полном порядке. Я вернулся, и он умер прямо при мне. Ну я и ушел во второй раз, решив не прощаться с охранником. Это все.
— А кто может подтвердить то, что не ты нанес популярной личности семь смертельных ударов острым предметом? — холодно осведомился Осташов.
— Сколько?!! — поразился Егор. — Семь?
— Злачные питерские радиостанции называют разные цифры, причем удары острым предметом у них уже превратились в огнестрельные раны. Но мой однокашник-полицай утверждает, что Кошарского истыкали лезвием в собственном кресле, грубо и примитивно, как в подворотне…
— Какой еще полицай? — насторожился Егор.
Осташов отмахнулся:
— У меня друг в налоговой полиции служит.
— А он тут при чем?
— Пока ни при чем, — строго сказал Влад. — Но у него, в свою очередь, множество знакомых в разнообразных компетентных органах. Так что информацию о количестве ран можно считать достоверной. Кошарского убили, как говорится, с особой жестокостью…
— Господи… — поежился Егор. — Когда же они успели? Я отсутствовал самое большее три минуты… И Кошарского я не убивал!
— Скорее всего, — кивнул Осташов. — Но вот ведь незадача: подтвердить-то это некому…
— Некому.
— Ну то-то, — с досадой вздохнул Влад. — Так что ты особо не петушись.