Уникум Потеряева

— Э-э, не скажите… — загадочно прищурилась ревнительница престола. — Кое-што мы тоже соображаем. — И она подмигнула бывшему члену пленума общества добровольных пожарников. — Мужик-от у тебя, Мелашка, непростой. Познакомь меня с ним. Не бойся, не отобью.

— Да ну, тета Маша, тоже скажете… А он, между прочим, тоже вами интересуется. Кто, мо, такая, да откуда, да почему Португалка?..

— А што ему рассказывать! Вся жись в колхозе да совхозе, с коровами, да с хозяйством, с мужиком, с ребятами… какой в ней может быть интерес? Ну, я, правда, хорошая была работница. Имею орден «Знак Почета», медаль «За доблестной труд». А больше-то што? Нет, моя жись неинтересная.

ЖИЗНЬ МАШИ ПОРТУГАЛКИ

Ну, это как еще поглядеть: любая жизнь по-своему интересна. Мало ли кто как думает! Впрочем, сами судите…

Родилась она и росла поначалу в равнинной деревушке южной португальской провинции Байшу-Алентенжу, в царстве пробковых деревьев, кукурузы и миндаля. Низкий глинобитный дом под черепицей, с окнами без стекол, со ставнями: в нем они и жили всей семьею: дедушка-вдовец, папа Жуан, мама Кармела, брат Луиш, она, девочка Мария… Что она может помнить из того далекого времени? Как отец катал ее на муле? Как мать с отцом плясали на сельском празднике, нарядные и белозубые? Как она ходила с матерью искать деда с отцом, и находили их в трактирчике, за стаканами мушкатель винью верде? Как дедушка рассказывал вечерами о своих плаваниях на могучем корабле — португальской канонерке «Лимпопо»? Теми же вечерами они ели суп, которым славятся обе провинции Алентенжу: «суп бедняков», асорда алентенжана: чеснок и хлеб, залитые кипятком, плюс яйца с оливковым маслом. Все равно было вкусно, если вспомнить. Зима не была холодной, но — дожди, ветер; летом стоял зной, и приходилось быть осторожной, чтобы не вспугнуть змею. Ночами за ставнями кричал козодой.

Семья была безземельной, жили тем, что растили и убирали кукурузу на помещичьей латифундии. Но в мае 1936 года отца застрелил стражник, когда тот выбирался из господского сада с мешком краденого миндаля. Так семья потеряла главного кормильца. Марии только исполнилось восемь лет. Мария Сантуш Оливейру — так значилась она в сельской регистрационной книге.

Сразу встал вопрос: как жить дальше? Впереди было лето: на юге страны оно жаркое, засушливое — но это и основное время для крестьянской работы, время запасов, скопления денег на зиму. В латифундии растили две культуры: миндаль и кукурузу. К миндалю Кармелу не пустили бы: ведь ее муж оказался вором! А кукуруза… поставили бы на самые тяжелые работы, притом — труд одного человека на кукурузных полях никак не мог обеспечить жизнь целой семьи до следующего сезона. Вдвоем-то с Жуаном они зарабатывали неплохо, не только кормились, но и держали ослика, и покупали домашнюю утварь. А теперь? От дедушки ведь нет в поле никакого толку. Оставалось, в-общем, два пути: на север, где оливки и виноград, и — к побережью, на рыбообработку. Однако, подумав, Кармела забраковала оба. Она хотела взять с собою помощницей Марию: девочка живая, прилежная — на сборе винограда или оливок она не уступит и взрослой женщине. А четверо рук — это уже не две! Но идти на север опасалась: плохие дороги, горы, и неизвестно еще, как тебя будут встречать: если слишком много сезонников, могут и прогнать взашей! Станешь шататься, словно бродяга, и вернешься ни с чем. Кармела хотела попасть на сбор оливок, чтобы купить там же два бочонка масла по дешевой цене. А везти их с севера — тоже проблема: местность там непростая, а с дорогами и транспортом — полный швах.

И Кармела решила идти в Испанию: перейти границу по мостику через реку Шанса, и сойти на том берегу, где она имеет уже испанское название: Чанса. Все! — дальше уже Андалузия, прекрасная земля: какие оливковые поля между Севильей и Кордовой! Там всегда работают сезонники, а урожаи таковы, что никто не остается обиженным при расчете. Вечерами же, несмотря на тяжкий труд, люди всегда поют и танцуют — это же испанцы! Они открытее, веселее португальцев; кто знает — может быть, Кармела встретит там и своего мужчину — не вечно ведь быть вдовой! — и поселится с детьми где-нибудь в краю апельсиновых рощ… Даже если этого не будет — они с дочкой заработают деньги, погрузят на ослика бочонки с маслом, и отправятся к себе, в Байшу-Алентенжу, это совсем недалеко. Четырехлетний Луиш оставался с дедушкою, старик чего-то там копошился в поместье: его кормили, и этой еды должно было хватить двоим, до возвращения Кармелы.

Мать сходила в сельскую церковь, помолилась Христу, пречистой Деве и святому Гонсалу, нагрузила нехитрыми пожитками, прикрепив по бокам бочонки, ослика Нуну, — и отправилась с дочерью на заработки. Было начало июня 1936 года.