Уникум Потеряева

«Кочкарев один, ходит в сильном движении взад и вперед.

Ну был ли когда виден на свете подобный человек? Эдакой дурак! Да если уж пошло на правду, то и я хорош. Ну скажите, пожалуйста, вот я на вас всех сошлюсь. Ну не олух ли я, не глуп ли я? Из чего бьюсь, кричу, инда горло пересохло? Скажите, что он мне? родня, что ли? И что я ему такое: нянька, тетка, свекруха, кума, что ли? Из какого же дьявола, из чего, из чего я хлопочу о нем, не даю себе покою, нелегкая прибрала бы его совсем! А просто черт знает из чего! Поди ты спроси иной раз человека, из чего он что-нибудь делает! Эдакий мерзавец! Какая противная, подлая рожа! Взял бы тебя, глупую животину, да щелчками бы тебя в нос, в уши, в рот, в зубы — во всякое место! (В сердцах дает несколько щелчков на воздух.)»

Дальше!

«Утешительный. Как, имя?

Ихарев. Да, имя: Аделаида Ивановна.

Утешительный (усмехаясь). Слышь, Швохнев, ведь это совершенно новая идея — назвать колоду карт Аделаидой Ивановной. Я нахожу даже, что это очень остроумно.

Швохнев. Прекрасно! Аделаида Ивановна! очень хорошо…

Утешительный. Аделаида Ивановна. Немка даже! Слышь, Кругель? это тебе жена.

Кругель. Что я за немец? Дед был немец, да и тот не знал по-немецки».

Дальше!!

«Александр Иванович. Позвольте! что ж бы, вы думали, сказал на это его превосходительство?

Иван Петрович. Не знаю.

Александр Иванович. Он сказал: „Кто ж бы это такой?“ — „Иван Петрович Барсуков“, — отвечаю я. „Гм! — сказал его превосходительство, — это чиновник и притом…“. (Поднимает вверх глаза.) Довольно хорошо у вас потолки расписаны: на свой или хозяйский счет?

Иван Петрович. Нет, ведь это казенная квартира.

Александр Иванович. Очень, очень недурно: корзиночки, лира, вокруг сухарики, бубны и барабан! очень, очень натурально!

Иван Петрович(с нетерпением). Так что же сказал его высокопревосходительство?

Александр Иванович. Да, я и позабыл. Что ж он сказал?

Иван Петрович. Сказал „гм!“ его превосходительство; это чиновник…».

Ну дальше же, ч-черт возьми совсем!!.

«Пролетов. А покойница собственноручно подписалась?

Бурдюков. Вот то-то и есть, что подписалась, да черт знает как!

Пролетов. Как?

Бурдюков. А вот как: покойницу звали Евдокия, а она нацарапала такую дрянь, что разобрать нельзя.

Пролетов. Как так?

Бурдюков. Черт знает что такое: ей нужно было написать Евдокия, — а она нацарапала: „Обмокни“».

Что-то тонко запищало в ушах Вадима Ильича Кошкодоева: он поднялся с пня, и швырнул оземь истерзанную книжонку.

Ну, разумеется.

ОБМОКНИ!

Вот же он, момент истины.

О Б М О К Н И!!

Он захохотал, и закружился по полянке. Картина мира, со всем его прошлым и будущим, прочно легла и встала на место. Как же он раньше не догадался!

О Б М О К Н И!!!

Вот где ключ всего. Только через него можно постигнуть глубинный смысл всех явлений.