– Болван ты, хоть и вояка! Если наши Йошрейки там засветятся, то тогда уже точно расвалунг сразу по наши души заявится. И вот тогда тебе, да и нам тоже, никакие «столпы» общества не помогут. Передавит Судья нас всех, словно цыплят однодневных, с грязью и пылью смешает, растопчет…
– Прекрати истерику, Младший! – оборвал его Бельессер с досадой. – Мы тут не пугать друг друга собрались, а придумать, как дополнительно обезопаситься. Есть предложения? Высказывай! Нет? Так веди себя сдержанно.
В ответ понеслась пусть и затихающая, но довольно безобразная ругань, и штатный политикан квартета с немалым сожалением подумал:
«Сколько он еще протянет? Или нас раньше в могилу столкнет? Надоел! – Но тут же сам себя оборвал: – Ну вот, ведем себя как и все наши подданные. А ведь кто мы и кто они?..»
– Так что у тебя за идея? – устал ждать Средний.
– Ах да… Моя идея в том, чтобы опять как-то выйти на Сатази…
– Было! Они даже смотреть в сторону галактики расвалунгов не хотят!
– Дослушай вначале!.. А зачем уничтожать всех деревянных Судей? Пусть они уничтожат Млечный Путь, да и все. Только и дождаться появления там того мобильного человека и дать должный сигнал. Понятное дело, что партией Сияющих придется пожертвовать. Но может получиться…
Средний шумно фыркнул:
– Как? Надо ведь отыскать еще причину для самих Сатази. Да еще и сделать так, чтобы они не поняли, кого именно атакуют и по чьей наводке.
– Верно. Для этого тоже пригодятся наши Йошрейки, которых придется в ту галактику отправлять в любом случае. Начальная их задача – отыскать веский повод для того, чтобы Сатази раскричались в ту сторону.
Теперь фыркнул Старший:
– Хорошо бы такую причину найти… Но вдруг получится, что там тогда и альятор пострадает? Как бы его родичи на нас за это не набросились.
– Вот потому и надо сделать так, чтобы к нам не вело никаких следов. А когда Млечный Путь будет уничтожен, искать виноватых будет поздно… и негде…
Бельессер хотел еще что-то добавить, но почувствовал срочный ментальный вызов от своего помощника по экстремальным ситуациям. А этот индивидуум даром своего бога никогда не побеспокоит. Поэтому как бы ни хотелось продлить беседу с братьями, Конструктор отозвался вслух, делая и ответы помощника слышными всем. Секретов в квартете друг от друга не было с первого дня их знакомства.
– Что случилось?
– Чрезвычайное происшествие, Священный! На Сифоне у Пьедронги произошел побег большого количества заключенных. Вас никто беспокоить не посмел, потому что уровень тревоги штатный, опасности для империи нет. Хотя заключенным удалось даже отбить первую волну нашей телепортационной помощи, которая, в общем, запоздала. Причины – привычные сбои телепортационных каналов, ведущих к станции. Вторая, более мощная атака недавно завершилась успехом, космическая станция занята нашими силами. Но только что появился альятор, которому вы приказали оказывать помощь по высшему приоритету важности. Альятор очень недоволен, что на Сифоне не осталось ни одного так необходимого ему в работе пленника. Речь о тех людях, которых вы лично распорядились поместить в блок релятивный, подсознательный для считки памяти…
– Там же и Йошрейк с командой на служебном расследовании! – вскинулся сознанием и всем телом Конструктор.
– Так точно, Священный! Но из них никого не осталось в живых, заключенные произвели над ними самосуд, казнив прямо в камерах.
Уже изготовившись метнуться хоть на край света в жестокую погоню, Бельессер буквально прорычал:
– Куда сбежали заключенные?! И на чем?! – Он решил, что те убрались в открытый космос на космических кораблях. Но как бы ни были бесшабашны, самонадеянны и безрассудны беглецы, от Конструктов еще никто не уходил.
– Все они отправились на Пьедронгу. Сейчас ведутся работы по восстановлению площадки сброса, потому что она значительно повреждена…
Последнее предложение квартет божественных сущностей не дослушал. Все четверо, ведомые Средним, уже оказались на орбитальной космической станции Сифон.
Глава двенадцатая
Кормилец
Тело Михаила стало коченеть, и боль уже почти не ощущалась. Появилась возможность вполне связно соображать и предаваться рассуждением. Неприятно, конечно, тело словно умертвили и выбросили, но ведь сознание осталось.