Чудовище нагнулось, протискиваясь в дверной проем, выпрямилось, обвело медленным взором внутренности лавки и ткнуло пальцам в комплект доспехов рядом с поверженным шкафом, дыхнув таким перегаром, что вонь, стоявшая в зале, испуганно шарахнулась:
— Эти. Да. Сколько?
Агафон с трудом оторвал взгляд от фигуры ростом в два с лишним метра и поперек себя едва не шире, от заросшей рыжим диким волосом физиономии с неоднократно перебитым носом и покрытой шрамами, как арбуз — полосками, от торса с грудью выпуклой, как бочка водовоза, и затянутой в видавший виды кожаный нагрудник, от рук толщиной с иные ноги, и ног толщиной с гиппопотамовые и, самое главное, от коллекции ножей у пояса и грозного меча.
Но чего-то у бравого вояки не хватало.
Чего-то важного.
Для человека, пришедшего в лавку.
Например, кошелька у пояса.
«Наемник, — понял студиозус, успевший за полгода в Мильпардоне повидать всякого люда. — Безработный, а значит, безденежный».
— Не продаются, — взяв себя в руки так, что кости захрустели, проговорил он и, чуть подумав, добавил: — Пока.
Гигант набычился, стиснул кулаки, зыркнул по сторонам… и неожиданно спросил, осторожно выговаривая каждое слово, точно боясь подавиться:
— А… хозяин… где?
— Н-нету, — попятившись на всякий случай, так же осторожно отозвался школяр. — И не будет. До вечера. До следующего. Приходите через месяц.
«И пусть Броше мне спасибо говорит, что я без него такому пугалу от ворот поворот дал!», — мысленно добавил он еще одну строчку в графу «От этого Агафона очень большая польза».
— А ты кто такой будешь? Рассыльный, что ли? — вошедший перестал озираться и прищурился уже в адрес собеседника, словно прикидывая, в какое место тощей студенческой анатомии будет сподручней воткнуть один из своих ножей.
— Практикант я! Из ВыШиМыШи! — немало испуганный, но обиженный — больше, гордо выпятил грудь Агафон, одновременно отступая.
— Который год учишься? — странно насторожился громила.
Студент подумал, не накинуть ли пару курсов для важности — и не стал.
— Шестой! — гордо выпятил он нижнюю губу.
Накидывать — так накидывать! «Коль пошла такая пьянка…» — как говаривал его приемный отец…
Брови наемника изумленно поползли к линии волос — благо, путь им пришлось проделать недолгий. Студиозус замер в ожидании разоблачения — но не дождался. Вместо этого громила, неожиданно потеряв интерес к доспехам и их продавцу, глянул налево:
— Ух ты, какая штукуёвина там под нижней полкой лежит!
— Где? — доверчиво вытянул шею Агафон, спохватился, шарахнулся вбок…
Но было поздно.
Наемник оттолкнул его, сделал несколько шагов в сторону заинтересовавшего его предмета, пригнулся и указал пальцем в дальний — самый темный — угол стеллажа:
— Вот там. Слепой, что ли? Что это?
Агафон подбежал, едва не вприпрыжку, наклонился, силясь рассмотреть — но безуспешно. Конечно, заинтересовавшую наемника чугунную конструкцию, похожую на купальник для слоновой сороконожки, можно было вытащить, но самым первым, что бросалось в глаза, была надпись на ободке: «Пальцы лишние — трогай». Лишних пальцев у студиозуса не нашлось, равно как и желания проверять истинность сказанного.
— Не знаю, — сдался он через несколько секунд и, предупреждая следующее пожелание, быстро добавил: — И доставать не буду!
— А я поглядеть хочу, — капризно, словно ребенок, лишаемый обещанной игрушки, насупился громила. — Может, именно этого мне всю жизнь недоставало! Куплю и умру спокойно.
— Про умереть там ничего не написано было, — косясь на загадочную штуку, осторожно развел руками студент.
Наемник одарил его странным взглядом и буркнул:
— Ну посвети тогда хоть, что ли…
— Я… э-э-э… Все свечки на кухне, кажется, лежат… и фонари… Идти надо искать, — неохотно выдавил школяр, разрываясь между желанием угодить клиенту Броше, хоть и неплатежеспособному, и опасением оставить его одного в зале.
— Свечки? Фонари?!..
Брови гиганта скрылись под линией волос и, не исключено, что направились к затылку. Зато на физиономии его шрамы расплылись от носа к ушам, повинуясь внезапной улыбке:
— Ладно, наплевать. Передумал. Когда у меня деньги появятся, я лучше всё-таки вон то железо прикуплю у вас. Эта муниция… чтоб ее рукоеды драли… мне уже неделю покоя не дает! Я не шучу, семирук меня схарчи! — кулак, размером с голову ребенка, грохнул в кожаный нагрудник, оставив в нем вмятину. — За сердце зацепилась!
Студиозус снова окинул взором тусклые доспехи почти детского размера на уродливой крестовине, висящий в воздухе под левой подмышкой нагрудника несоразмерно массивный и короткий меч, нелепый шлем с медным рыбьим хвостом вместо пера… и неуверенно кивнул, входя в непривычную для себя роль продавца-консультанта:
— Ну… да. Это понятно. Что зацепилась. Такая за что угодно зацепится. Дрына с два потом отцепишь. То есть… в смысле… Хорошая вещь потому что, во! Очень! И в хозяйстве очень полезная. В хорошем. И железо на нее пошло… очень… хорошее. И качество тоже. Хорошее. Очень. Да.