Универсальное средство (сборник)

Нельзя сказать, что никто не знал о предстоящем событии – не все памятники предыдущей цивилизации успевали разрушить и уничтожить за первые годы и столетия очередных дикости и варварства. Сохранившиеся записи мыслителей – не все люди тратили свободное от приёма пищи время на накопление и поиски богатств – сообщали, что цивилизаций до сей существовало едва ли не бесчисленное множество, но все они погибли, не в силах переступить через таинственный две тысячи триста пятьдесят девятый год. Но причину исчезновения не знал никто. Появлялись сотни предположений, все находили отражение в очередных летописях, но разгадку великой тайны отыскать не удавалось.

Отэ Иктон, мыслитель Последней эпохи, перебирал оставшиеся от предшественников записи свидетельств Предпоследней эпохи, Предпредпоследней эпохи, Предпредпредпоследней… Он делал это с не меньшим трепетом, чем любой из кладоискателей – доставшиеся ему сокровища. Но, в отличие от золота и драгоценных камней, мысли имеют способность к самоумножению. И с каждой сменой эпох их становилось всё больше и больше. И каждая вносила в знание о смене эпох что-то новое. Но полного знания о причинах существующего мироположения получить не удавалось.

Приближался конец очередного цикла, истекал – в который раз! – последний, две тысячи триста пятьдесят девятый год Последней эпохи.

"Почему наш мир устроен таким образом? – напряжённо размышлял Иктон. – Кто виноват в этом? Создатель? Злые боги? Порождение Хаоса? Случайные флуктуации закономерного порядка?"

Он задавал себе вопросы, зная, что не получит, не успеет получить ответа, но остановиться не мог. Его подстегивала стрессовая ситуация – ведь скоро весь окружающий мир исчезнет, вернее, исчезнет понимающее мир человеческое сознание. Но разве это не одно и то же, для человека?

Подгоняло Иктона и желание добраться до истины – какой бы она горькой ни оказалась, – и безумная надежда, что труды всех предшественников были не напрасны, и именно он, полностью впитав их знания, сможет разгадать вековечную загадку.

И в то же время он с тоской понимал, что точно так же до него мечтали тысячи – а может, миллионы – исследователей, посвятивших свои жизни не накоплению материальных богатств, а разгадыванию великой тайны.

"Может, я зря всю жизнь занимался этим?" – с тоской подумал Иктон.

Он встал и подошёл к окну, за которым виднелись возвышающиеся там и тут дворцы любителей земных сокровищ. Но и дворцы – знал Иктон – через некоторое время после наступления новой эпохи будут разрушены своими же обезумевшими обитателями. А затем разрушение довершит Время…

"Ведь и я мог точно также копаться в земле, разыскивая старинные клады, а не обрывки древних рукописей. И жить в роскоши… и в тревоге, что кто-то из иных жаждущих богатств покусится на частицу того, что я имею. А то и на саму жизнь. И для избавления от тревоги мне пришлось бы завести многочисленную охрану и окружить себя законами… которые не всегда помогают, потому что это придуманные людьми законы, а не настоящие, содержащиеся в самой природе. Но как познать самый главный закон?"

Отэ Иктон вышел на тёмные улицы города. Тёмные – потому что некому стало включить свет. Городские электрики, махнув рукой на приближающийся конец света, не стали готовить праздничную иллюминацию, чтобы с помпой отметить конец эпохи (как планировал мэр, и как, судя по некоторым летописям, происходило раньше), а предпочли встретить предстоящий рубеж втихую, с бутылкой виски, или водки, или текилы – кому и как предписывали национальные особенности (что также происходило не раз). Воистину, ничего нового не происходило в этом мире!

Отэ Иктон брёл по улицам, встречал шумные пьяные компании, обходил компании безмолвно молящихся, или громко рыдающих, или… Обо всём этом он читал в бесчисленных описаниях конца предыдущих эпох, листки с которыми судорожно сжимал в руках – как некий якорь, позволяющий ему, быть может, задержаться в этом мире, когда уйдёт две тысячи триста пятьдесят девятый год и отсчёт новой эры начнётся с нуля.

Иктон остановился на городской площади. Здесь тоже собралось немало народу. Все люди напряжённо смотрели на городские часы, отсчитывающие последние минуты и секунды их разумной человеческой жизни.

Среди прочих Иктон заметил и старых знакомых, таких же мыслителей. Подобно ему, они сжимали в руках листки старинных рукописей.

На мгновение в мозгу у Иктона вспыхнула безумная идея.

"Что, если наши мысли, – подумал он, – мысли всех разумных созданий, желающих отдалить, а то и уничтожить несправедливую смену эпох, низводящую человека до уровня несмысленных скотов – смогут остановить неизбежный ход времени, или изменить его, или…"

Он не успел додумать. Толпа ахнула. До окончательного исчезновения мироздания осталось – если верить городским часам – всего несколько секунд.

Иктон замер. Его сердце проваливалось в пропасть с каждой секундой, остающейся на часах.