Я с трудом уместил альбом на коленях. Обложка скрипнула под моими пальцами, раскрываясь… Бумажки теснились на каждой странице, вплотную друг к другу, иногда мешая, наползая одна на одну. С начала шли именно разноцветные бумажки, я даже не могу назвать их деньгами: круглые, треугольные, шестигранные. Разноцветные, как фантики для конфет, лишь постепенно сменяясь привычными прямоугольниками. Но и среди них наблюдалось разноцветие. Непривычно было видеть синего Джорджа Вашингтона иди красного Авраама Линкольна. Стил сгруппировал их по цветам – специально, или это отражало какой-то определенный этап в их развитии? Я не знал, а спрашивать посчитал слишком мелким: лучше приберечь вопросы на более важное. Хотя под ворохом мелких вопросов всегда можно протащить несколько более крупных. Но пока спрашивать не стал.
Некоторые выглядели очень красиво – например, изумрудно-коричневая, достоинством в двести долларов.
Наверное, столько и слов в языке нет, чтобы описать все цвета и оттенки, которые я увидел. Впрочем, я не колорист – те наверняка нашли бы для каждого цвета своё название. Хотя оттенков цвета, по-моему, насчитывается около 16 миллионов, а вот слов в словаре…
Тут были фиолетово-бежевые, фиолетовые, жёлто-малиновые, красно-оранжевые и синевато-алые бумажки. Одноцветные группировались отдельно, за одноцветными шли полихромные (нет, он всё-таки специально группировал их), цвета переливались с одного края банкноты на другой, чередовались клеточками, полосочками, треугольничками, просто бесформенными пятнами наподобие маскировочной окраски камуфляжного костюма.
Рисунок одной банкноты напомнил мне шкуру сетчатого питона, виденного однажды в Кентуккийском заповеднике. Здесь были деньги-леопарды и деньги-пантеры, чёрные, как ночь.
Совершенно очевидно, что Стил оставлял наиболее выдающихся представителей своего вида: двух банкнот с одинаковым рисунком я не встречал. Тем удивительней было присутствие большого количества грязно-серых бумажек пепельных мрачных тонов и оттенков, тусклых.
– Они почему-то всё время стремятся к этому цвету, – пожаловался сенатор, когда я обратил его внимание на несоответствие (я решил привести в действие вторую часть плана: под грудой мелких вопросов скрыть один или два крупных). – Но посмотрите на надписи!
Я посмотрел. Среди просто бессмысленных встречался целый ряд неприличных. Смысла некоторых я не понял – видимо, они относились к личной жизни изображённых президентов. Но как они появились на банкнотах?
В игре линий тоже наблюдалось разнообразие: волнистые сменялись рисунком автомобильного протектора (символ автомобилизации Америки?), треугольники – квадратами. Даже диснеевского мышонка нашёл я в обрамлении одного из орнаментов. А портреты президентов… меня дрожь взяла, когда я взглянул на перекошенные лица. У них то появлялись клыки, то отрастали рога… а на одной из банкнот я увидел ухмыляющийся череп. Не помню, правда, какого достоинства…
А уж что касается достоинства…
Тут также наблюдались вариации. Я, например, с удовольствием увидел сумму "1 000 000 000 долларов". Жаль, что таких нет. Но выглядит впечатляюще. Другие встречали моё недоумение – посудите сами, как можно понять такое: "1,546 доллара. А то и вовсе "3/4". Или "2001". И многое, многое другое. Это что – отражение сокращения в долларе золотого содержания? Да нет, непохоже. Результаты инфляционных процессов?
– Как вам удалось добиться подобного? – не выдержал я.
– Моя молитва помогла мне, – произнёс он, складывая руки и вознося очи горе.
Я проследил взгляд. Он упирался в люстру, увешанную золотыми монетами.
– Ну и, конечно, достижения современной науки и техники, – произнёс он, возвращаясь на землю, – я ведь окончил Йеллоустонский университет, я физик… Это – дело всей моей жизни… Не скажу, чтобы я легко добился успеха: гамма-лучи, инфракрасные, ультрафиолет, ультразвук – всё шло в ход.
И он пустился в ненужные научные подробности, за которыми я лихорадочно пытался уследить первые пять минут: я ведь не физик. Да и не физикой это было.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал я, слушая рассуждения о "двухфазных модуль-вибраторах" в неодимовом лазере. Живые деньги…
Я встретился с ними случайно.
Сначала я не понял, что ползёт и извивается на другой стороне улицы. Я просто шёл и наслаждался тишиной ночного города. Здесь, на окраине, это сделать ещё можно. Представьте: ночь, пустынная улица, и только изредка – свет фонарей. Всё тихо и удивительно. И вот в одном фонарном кругу я её и заметил.
Банкнота ползла по тротуару, ползла медленно и равномерно, с постоянной скоростью. Точь-в-точь как гусеница: по её поверхности пробегали мелкие волны – с переднего конца на задний, и она медленно продвигалась вперёд. "Две мили в час", – определил я и перебежал поближе к банкноте.
Дул легкий ветерок, и я первоначально подумал, что банкноту подгоняет ветром. Но из-за этого я и не стал бы от неё отказываться. При моём хроническом безденежьи…
И потому я наклонился и поднял её. И тут же чуть не выронил.