Универсальные истины (ЛП)

Так или иначе, у Жонни вошло в привычку обращаться ко мне за поддержкой, когда Алистер творит что-то ужасное. Думаю, потому что Дафна уже не в силах выслушивать ее по этому поводу. Те другие фотографии в газете, что ты упомянула, и вечеринка Тео — все происходило при похожих обстоятельствах.

Прошлым вечером (это было только вчера?) на балу Жонни была в подавленном состоянии. В тот день она застукала Алистера со своей соседкой по квартире. А когда сбежала в родительский дом, мать заставила ее одеться и пойти на бал — якобы для того, чтобы «поднять настроение». Поэтому я танцевал с ней и утешал ее, что и было запечатлено на фотографиях. Блейз тоже был там — флиртовал с ней, помогая чувствовать себя лучше.

Мы втроем рано покинули бал и вернулись в мою квартиру, заказали еду. Я позволил ей поспать на моем диване, потому что она была пьяна и не хотела снова встречаться с матерью. Дал свою рубашку, чтобы ей было в чем спать, потому что она не могла как следует трансформировать бальное платье.

Можешь расспросить об этом Забини, если хочешь, ведь он тоже остался ночевать, хотя не знаю, как кто-нибудь может ему доверять. И я не могу отвечать за свою мать и ее нелепые комментарии. Она бредит, когда дело касается моей личной жизни, и так было всегда.

Но история с Жонни беспокоит меня не так сильно, как подтекст твоих слов. Что, по твоему мнению, я не считал, что у нас отношения и «прятал» тебя во Франции.

У меня нет возможности доказать следующее. Ты навряд ли можешь обратиться к Тео, чтобы узнать, что у меня на уме и в сердце, поэтому тебе просто придется поверить мне (или нет) — это категорически не соответствуют действительности. Мне очень больно, что я должен это писать, ведь ты, вероятно, все это время не доверяла мне, и я понимаю, что несу немалую ответственность за это.

~

Наконец, мы подошли к третьей части этого письма. Прости меня, если мой почерк станет менее аккуратным, чем тот, которым ты восхищалась ранее, но сейчас уже очень поздно, и мне труднее всего писать об этом.

Обстоятельства Уикхэма. Возможно, ты удивлена, что я считаю это обвинение самым важным. Как увидишь, для того есть ряд причин. Но думаю, самым личным для меня является то, что, если бы я действовал так, как представляет Уикхэм, это показало бы меня слабым и бессердечным человеком. Возможно, на данный момент я заслуживаю такого, я уже не знаю.

В любом случае я прочитал отрывок из «Пророка», на который ты ссылалась вчера, и на основании статьи и твоих комментариев сделал вывод: ты убеждена в том, что я разорвал помолвку Джека Уикхэма, потому что считаю его неподходящим для женитьбы на чистокровной ведьме моего социального класса.

Прежде, чем я изложу подробности моей связи с ним, я хотел бы категорически опровергнуть это утверждение. У меня уже давно нет предубеждений по поводу брака или каких-либо других отношений между магглами, магглорожденными, полукровками и чистокровными. Я верю, что все магические и немагические люди равны. И я ни в коем случае не считаю тебя ниже меня, как ты намекала.

Что касается Джека Уикхэма, я не могу точно знать, что он тебе рассказал, но предполагаю, это какая-то вариация истории, которую он повествует с тех пор, как расстался с моей семьей десять лет назад. Якобы мой отец обещал ему что-то в обмен на услугу, и я должен был выполнить эту сделку ввиду смерти Люциуса, но отказался из-за кровных предрассудков, ревности и чистой злобы. И из-за этого бедняга Уикхэм оказался в стесненных обстоятельствах, ведь я лишил его шансов на счастье и успех.

А вот настоящая история, за подтверждением всех деталей которой ты можешь обратиться к Тео, если моих слов окажется недостаточно.

Для начала, опровергая версию Уикхэма, уточню, что мой отец, никогда не обладавший щедрой душой, ничего ему не обещал. На самом деле, он едва ли замечал, что в поместье рос еще один мальчик.

Мое знакомство с Джеком было столь же мимолетным. До того, как мы отправились учиться, он проводил половину каждого года в Америке, и наши графики и занятия в оставшееся время были настолько разными, что мы редко виделись. После того, как он решил поехать в Ильверморни, мы долгие годы вообще не встречались. Я совершенно забыл о нем, когда он объявился через несколько месяцев после смерти моего отца и потребовал денег для оплаты игровых долгов.

Тогда я впервые услышал рассказ о том, что отец обещал ему стипендию или какие-то сбережения. В то время это не казалось мне правдоподобным — как я говорил, это было бы совсем не в характере Люциуса. Я также не мог найти никаких доказательств такого соглашения, и Уикхэм не мог их предъявить.