Универсальный многослов

Немаловажно заметить, что в большинстве западных стран (которые мы чуть подобострастно называем «развитыми») выборы считаются состоявшимися, если в них приняло участие чуть больше 50 процентов избирателей.

Это, конечно, не то, что в Греции: все-таки большинство. Но это трудно назвать властью народа, согласитесь.

Докопаться до сути демократии, мне кажется, невозможно. Потому что их, этих самых «сутей», слишком уж много. Поэтому всегда надо иметь в виду, что, когда кто-то говорит о демократии, он может иметь в виду совсем не то, что имеете в виду Вы.

Посетивший в 1937 (!!!) году Россию великий Лион Фейхтвангер писал с удивлением: «Советские люди утверждают, что только они одни обладают фактической демократией и что в так называемых демократических странах эта свобода имеет чисто формальный характер».

В разгул репрессий люди всерьез верили в то, что живут в самой демократической стране мира!

В тех или иных странах есть те или иные признаки демократии. Или отсутствие тех или иных признаков. Но в целом разобраться с этим понятием, мне кажется, затруднительно.

В общем, придется согласиться с великим мудрецом Уинстоном Черчиллем: «Демократия – это худший способ управления страной, если не считать тех способов, к которым до сих пор прибегало человечество».

И когда мы говорим о демократии, надо очень хорошо понимать условность всех наших выводов. Поэтому не стоит клясться некими демократическими принципами. И не стоит видеть в демократии врага. И не стоит, по-моему, спорить на уровне «демократично – недемократично».

И последнее.

Выдающийся историк, которого нередко называют «основоположником российской истории», Василий Татищев, живший, кстати, в первой четверти XVIII века, сообщал про демократию две новости – хорошую и плохую. Хорошая заключалась в том, что демократия есть идеальная форма правления. Плохая – в России она себя никогда не оправдает.

Самодержавие, говорил он, одно только и способно обеспечить главенство закона, даже если оно и несет «жестокий страх». Географические и политические условия России, считал Татищев, делают сконцентрированную в одном центре абсолютную власть неизбежной.

Вот Вы как хотите, а я лично Татищеву не верю.

Мне хотелось бы жить в государстве демократическом. Пусть я даже до конца не понимаю, что это значит, но всяко лучше, нежели при анархии и тирании.

Ну что ж, поговорили про демократию, теперь самое время – про диктатуру.

XIX. Диктатура

Диктатура – это когда диктуют. Собственно, и слово-то это происходит от латинского dictate, что значит «диктовать», «предписывать».

Это понятно. Неясно другое: нравится ли нам, когда нам диктуют, как жить? Вот Вам, дорогой читатель, нравится? А Вашим знакомым? По-разному бывает, правда? Потому что ведь жить под диктовку легко: не надо ни о чем думать, да и ответственности никакой.

Если говорить об истории человечества, то не стоит забывать у нас, у человечества, опыт жизни при диктатуре – королях, императорах да царях –

несравненно больший, чем при демократии.

А тут еще, как мы только что выяснили, не вдруг разберешься, что такое демократия. А что такое диктатура – ясно абсолютно.

Стоит ли удивляться, что в любой стране мира всегда найдется множество людей, которых тянет к привычной и понятной диктатуре? А если в стране с экономикой проблемы, тут уж сотни тысяч людей начинают орать: «Дайте нам твердую руку! Позовите нам диктатора, чтоб он уже навел тут порядок, блин!»

Приходит диктатор, начинает свои социальные диктанты. Многие из тех, кто призывал тирана, погибают. Это не меняет отношения к нему оставшихся в живых. Вообще, если при диктаторском режиме хорошо поставлено дело с идеологией, то она заменяет все, в том числе и хлеб насущный.

Диктатура характеризуется, в частности, еще и тем, что во время диктаторских режимов люди питаются идеологией.

При диктатуре население страны начинает абсолютно искренне верить не тому, что видит, а тому, что ему говорит тиран.

Этот удивительный феномен абсолютного доверия тирану и позволяет диктатуре существовать. Она существует не только на страхе. Она существует именно на доверии.

Тиранов не только боятся, их любят.

Именно любовь к своему диктатору породила разговоры, которые рождаются при всех диктаторских режимах: мол, сам-то диктатор – чудесный, окружение у него плохое и злое.

Такое положение вещей абсолютно снимает с диктатора ответственность за экономическое положение страны. Начиная с конца XVIII – начала XIX века Вы не найдете высоко развитых в экономическом отношении стран, в которых правили бы диктаторы. Но это не мешает народу, туго затягивая пояса, продолжать любить своих тиранов.