Универсариум

– Что?.. Кто здесь? – проснулся Венгров.

Адекватного ответа у меня для него не было.

– Ты?! – задыхаясь, он дернулся рукой к прикроватному столику, к какому-то прибору.

И сразу получил отрепетированный удар в челюсть от недовольного слушателя его теорий.

Он отрубился. Изящно рухнул головой на подушку. Это было красиво.

Я посмотрел на прибор: должно быть, это тревожная кнопка. Взглянул осторожно в окно, прислушался к дверям. Всё тихо и спокойно.

Нужно торопиться.

Я раскрыл сумку.

Мой новый мир будет построен на руинах этого. Мой новый путь начнется отсюда. Моя новая жизнь зародится вместе с его последним вздохом.

Мысли неслись градом. Но я словно видел каждую градинку, со всех сторон, и каждая была на своем месте. Это как замедленная съемка дождя. А все мириады капель поглощаются огромным безмятежным морем. И море это – я.

Через минуту-две профессор очнулся и обнаружил, что его рот в несколько мотков заклеен липкой лентой. Ею также завязаны его руки и ноги.

Дикий страх на его лице. Да, пожалуй, мне это нравится.

Вот так ты должен был выглядеть всегда, а не с пафосным видом расхаживать перед интеллигентами из своей вечерней школы.

Венгров беспомощно ерзал по своей кровати. Он пытался мычать, хлопал глазами и смотрел, как я разливаю по его комнате жидкость из канистры. И замычал сильнее, когда понял, почему он такой влажный и пахнет бензином.

Я же, вместо того чтобы ускориться, видя, что он наблюдает, стал поливать спальню медленнее, будто ухаживал за цветочным садом. Ведь в этот момент у нас возникла ментальная связь. Мы понимали друг друга, мы как бы общались. Эти секунды вдруг стали важны для меня. Я чувствовал власть. И даже не просто власть паука над запутавшейся в сетях мухой – падальной мухой! – а могущество иного рода. Господство над скрытым от обычных людей миром.

Венгров заскулил громче. Жалобно.

– Нет, я не открою тебе рот, – говорил я, орошая комнату. – Мне неинтересно, что ты скажешь. Я уже всё слышал. Теперь буду говорить я. Потому что мне надоела ваша болтовня, и твоя, и… Я убил ее. Ты, наверное, не знал. А может, и знал. Может, она явилась к тебе во время медитации и рассказала, что я сбросил ее с балкона. В общем-то, всё как ты и просил. А если нет, расскажет, когда вы встретитесь там, во Вселенной. Я тоже приду к вам в свой час – через триста лет.

Он пыхтел, слушая мой голос.

– Я сначала предположил, что ты просишь сразу двоих убить друг друга, впаривая обоим схему с жертвой и проводником, и ждешь, когда это сделает кто-то из них, причем неважно кто. Но потом понял, что Полина знала, что ты мне навязал легенду о проводнике, а я такого о ней не знал, меня ты об этом не предупредил, она знала больше меня. Значит, меня ты выбрал осознанно. Что ж, это даже немного льстит. Видно, я и вправду хорош. Но у меня остался к тебе один вопрос… Как, по-твоему, похоже это на первый день остатка твоей жизни?

Из-за темноты я не мог увидеть всей палитры его эмоций. Но был уверен, что представляю себе всё достаточно точно.

Чего задергался, профи? Вопрос-то был риторический.

– Ты не поверишь, – я посмотрел на него, – но баланс нарушился. Я ведь жив – значит, точно нарушился. Не переживай, мы всё поправим. Сейчас мы дадим такой смачный сигнал во Вселенную. И я тебя, сука, провожу.

Мычи – не мычи, ты находишься в той версии развития будущего, в которой сегодня умрешь. Другие версии отсохли, как рукава реки. Реки, уже рвущейся вниз водопадом в озеро вечного успокоения.

– Нет, это не прыжок без парашюта, как ты любишь, – я вылил всё до капли. – Но тут – я художник.

Я отбросил пустую канистру и подошел к выходу из спальни. Медленно, как в старых боевиках, вытащил из кармана зажигалку и щелкнул ею, слегка рассеяв темноту золотистым сиянием.

Свет резью пронзил мои глаза.

Я вдруг вспомнил о Полине. Не о той, которая пыталась меня убить. О другой. Которую я любил.

Она улыбалась мне. Смеялась. Говорила что-то. Шептала. Целовала мои уши, мое лицо, мои губы, вылизывала мое тело. Отдавалась мне. Поглощала меня. Смотрела на меня. И падала, падала, падала. В пустоту. Унося с собой всю мою иллюзорную, наркотическую галактику в бездонную, всепожирающую тьму.

Пшик – и портал в тот мир закрыт навсегда.

Остался ли я здесь? Или упал вместе с ней? Или я раздвоился, отпустив того себя, чтобы не чувствовать боль, и стал наконец свободным?

Я знаю, кто я. Я больше не затерявшаяся на просторах то спокойного, то бушующего океана одинокая рыбацкая лодка. Я и есть океан.

Мой взгляд отлип от свечения зажигалки и сфокусировался на лице Венгрова, измученном, изуродованном страхом лице.

Я произнес:

– Представь, что ты на луне.

И бросил дрожащий огонек на этого больного урода.

Точка невозврата.

Я не стал ждать, пока вспыхнет пламя, и что есть сил бросился из комнаты. Буду уходить тем же путем.

Стены мгновенно озарились желтым отсветом. Позади зашумел прожорливый огонь.

Я не слышал профессора, ни стоны, ни крики до меня не доходили. Хотя я представлял, что его воплями будет залит весь дом.