Универсариум

Кольнуло, видать. Я чувствовал, что кольнет.

– Развелись? – бросил догадку я.

Она резко опустила голову, будто поймала в лицо удар мячом, что-то там быстро обдумала, затем так же резко вернула глаза на меня и с еле поддерживаемой суровостью на лице и в голосе сказала:

– Да, а что?

– Обижена на него? – не успокаивался я.

Снова она медлила, осмысливая мой вопрос и ища на него уместный ответ.

– Зачем… зачем ты всё это спрашиваешь? – жалостно протянула Мальвина, состроив удивленное и встревоженное личико.

– Обижена? – Я будто не слышал ее попыток отразить мои поползновения в душу.

Она нырнула в сумку, выудила пачку сигарет, вскочила с дивана и, отвернувшись от меня, подошла к окну. Должно быть, чтобы я не мог видеть ее лица.

Я снова наполнил бокалы, взял их и тоже встал. И после щелчка зажигалки услышал ее охрипший голос:

– Я на них обоих обижена. С тех пор как мне исполнилось пятнадцать, мама… а папа уже ушел тогда к другой, молодой… мама стала вести себя, будто я ей не дочь… а подруга, будто я соседка по квартире.

Я стал рядом и поставил бокалы на подоконник. Голубые глаза Мальвины сверкали накатившей пеленой слез. В этот момент ее лицо, с этими в тон глазам яркими тенями и накрашенными губами, выглядело еще красивее, чем когда она натягивала на себя натренированную светскую улыбку.

– Она стала жить своей жизнью, думать о себе и тратить только на себя, правда, продолжала меня кормить. А одежду, косметику и всё такое, говорила, пусть тебе твой папаша покупает… А мне ведь мама нужна была, а не подруга. Мама! Мне, может, хотелось иногда калачиком свернуться у нее на коленках и жаловаться на что-нибудь.

Мальвина курила, поддерживая правую руку за локоть левой и нервно подергивая коленом – будто пыталась опередить дрожь.

Я поднес пепельницу. И мы продолжили разглядывать ночные блики города.

– Девчонки красились уже все, а я долго… – она затянулась. – А потом… стала краситься вот так.

Она ехидно оскалилась. Пряча за этой ядовитой улыбкой вновь закровоточившие старые раны. Закровоточившие от наглого ковыряния в них моих скучающих пальцев.

– Тебе ведь я нравлюсь такая?

Она продолжала демонстрировать гримасу, подавляющую боль и выпячивающую наружу весь контролируемый сейчас потенциал ее сексуальности.

А я видел перед собой маленькую обиженную девочку. В теле созревшей красивой пьяненькой телки. Чрезмерно окрашенной в голубой цвет.

– Давай обнимемся, – шепнул я.

Забрал у нее сигарету, затушил в пепельнице, аккуратно снял с нее шляпу и раскинул свои руки. Мальвина, как показалось, с непониманием и недоверием, но всё же с легкостью нырнула в мои объятия. И я сжал ее тепло и крепко. Ее лицо утонуло в моем плече.

– Даже если тебя отмыть от всего этого добела и постричь наголо, ты всё равно будешь красавица.

Я мягко поцеловал ее в синюю макушку.

В это же мгновение ее руки сдавили меня сильнее.

Мы стояли так минуты полторы – две. Я слышал местами взрывающийся шум ее дыхания. Поглаживал нежно по голове, словно жалел и успокаивал. Может быть, так и было.

– Ты чудесная девочка из сказки.

Я разжал руки, чтобы разъединиться, но она тут же обхватила меня еще крепче. И громче втянула воздух.

Ну ладно, давай еще чуток постоим, повздыхаем.

Через полминуты Мальвина сама от меня оторвалась со скрежещущим пением:

– Нельзя, мне нельзя плакать!

Она помахала ладошкой перед лицом. Но пара слезинок всё же оставила следы своих ручейков, пересекших синий макияж. Хмм, так очень круто.

– Довел, – стыдливо улыбалась она.

Я протянул ей бокал.

– Давай. Теперь можно не до дна.

Мы прозвенели хрусталем. И освежили ощущения во рту.

– Теперь ты, – заявила Мальвина. – Теперь ты что-нибудь секретное расскажи о себе.

Я двинулся в сторону кресла, она пошла следом и вновь устроилась на диване.

– Что ты хочешь знать? Спрашивай.

Она подняла глаза вверх, будто искала в воздухе уязвимую для меня тему. И задала, очевидно, важнейший для нее вопрос, касающийся моей таинственной личности:

– Как тебе удается быть таким успешным инвестором? В чем твой секрет?

Я сделал еще глоток.

– Только правду, – напомнила она. – Не говори, что у тебя есть волшебный дар делать заведение популярным из любого состояния.

– Хорошо. Правду так правду. Так будет справедливо.

Она сосредоточила свое внимание, всверлив в меня опьяневшие голубые глаза.

– Мой бизнес – это не рестораны, мой бизнес – это недвижимость.

Краткий курс грамотного размещения инвестиций.

– Мне плевать, если ресторан или ночной клуб не будут наполняться посетителями. Моя доля участия в их капиталах и, стало быть, в прибыли не всегда высокая. Это не главное. Важно, что я единоличный собственник всех зданий и помещений, в которых находятся заведения. И стабильно получаю за это арендную плату. Это мои условия инвестирования.

Мальвина посидела неподвижно еще несколько секунд, видимо, усваивая услышанный материал. И выдохнула:

– Уу, понятно.

Я наклонился вперед и приказным тоном проворчал:

– Допивай до дна. Щас будет мой вопрос.

– Мне хватит уже, – простонала она. – Ну правда, Эдик!

– Я скажу, когда хватит.

Я легонько ударил по ее бокалу своим, и мы все-таки выпили.