Университет. Хранитель идеального: Нечаянные эссе, написанные в уединении

1. Массовизация высшего образования, на фоне которой возникает неизбежное противоречие между доступностью и качеством публичного дискурса. Возникает скрытая (а иногда и открытая) стратификация между ведущими университетами и большой массой иных институтов высшего образования. Это в конечном счете разрушает корпоративную этику, и ни о какой «солидарности критического суждения», по крайней мере в публичном пространстве, говорить не приходится. Если внутренняя коммуникация (на уровне «невидимых колледжей» и других неформальных институтов) еще теоретически и иногда практически возможна, то публичная солидарность представляется маловероятной, хотя бы в силу диаметрально противоположных социальных контекстов участников академического сообщества.

2. Интеграция ведущих Университетов в «большие социально-экономические машины», объединяющие государственные структуры, ВПК и крупный бизнес. Потеря университетской автономии и институциональной независимости, в свою очередь, самым прямым образом сказывается на образе академика в публичном пространстве. Как пишет К. Калхун, «со временем университеты сами стали придавать больше значения объему обеспечиваемых ими частных благ и экономическому характеру предлагаемых ими общественных благ <…> они сосредоточили внимание на инструментальных оправданиях, а не на ценностно-рациональных объяснениях важности знания и культуры, и неэкономической трактовке вклада в общественную жизнь, связанного, например, с развитием личности или гражданства»[217].

3. Дисциплинарная специализация и профессионализация Университетов начиная со второй половины XX века, связанная с давлением рынка труда и массовизацией приема. Собственно, нет ничего нового в существовании профессиональных школ в рамках Университета – это и стародавняя традиция «старших факультетов» в средневековом Университете, и специализированная подготовка периода Просвещения (скажем, университетов Гёттингена и Эдинбурга), и естественно-научные лаборатории в Германии второй половины XIX века и т. д. Речь идет об утрате университетской целостности, в рамках которой любая профессионализация оказывается элементом общей картины.

В целом давление социальных и экономических факторов на публичный образ Университета в его современном понимании свидетельствует о его структурной трансформации. И открытость, и рационально-критический дискурс, подчеркнутые Ю. Хабермасом в качестве типологических характеристик, фактически вступают в противоречие с его фактическим статусом инструмента социально-экономического воспроизводства.

Можно, таким образом, зафиксировать и социально-культурное, и институциональное противоречие, напрямую влияющее на возможность реализации «свобод» академических сообществ (а через них и Университета в целом). С одной стороны, значимость академических сообществ исторически зависит от качества внутренних и внешних когнитивных сетей как источника рационально-критических суждений и их открытости для публичного использования. С другой стороны, при общем признании нормы «независимого критического суждения» в публичном поле как идеала, конкретное ее наполнение трактуется очень по-разному и в зависимости от социального контекста высказывания. Версии здесь очень разнообразны: от «поиска чистой истины» до «поддержки прогрессивных тенденций». Норма публичного высказывания теряется, таким образом, на фоне сегментации академической сферы и разнообразия социального генезиса различных групп, пребывающих на этом поле. Собственно, само представление об «академической сфере» начинает терять свои граничные ориентиры.

Это противоречие еще раз возвращает к вопросу идентичности Университета в современном мире[218]. Ссылка на исторические прецеденты может если не указать на конкретные версии «публичного качества», то хотя бы обозначить их позитивные или негативные («это точно не…») границы. Ограничусь здесь минимально возможным замечанием – той точкой согласия, которая, наверное, недостаточна для конструктивного действия, но необходима как стартовая площадка для объективного признания проблемы.

Критическое суждение как базовое условие академических свобод обращено, в первую очередь, к собственной аргументации, лежащей за этим суждением. То есть «императив суждения» означает с точки зрения корпоративной этики априорное признание частичности любого результата, полученного в научном поиске, а также любого мнения, высказанного публично. Критическое суждение оказывается необходимо не столько по отношению к внешним объектам, сколько к своей собственной аргументации, в той мере, в которой оно проявляет частичность и социальную обусловленность любого научного результата. Я бы сказал, что ощущение собственной неполноты (назовем его для простоты «самоиронией») и есть плата за академическую свободу.