Не изменилось только противостояние между членами студенческих братств и полицией по периметру кампуса. С того места, где они стояли, все было хорошо видно. Полицейских стало гораздо больше, и они вроде бы были вооружены фонарями всех размеров и форм, в воздухе над кампусом с шумом барражировали два вертолета, но члены братств стояли насмерть, а на главном флагштоке перед Университетом висело вниз головой нечто, похожее на труп полицейского.
В остальном кампус казался покинутым. И пугающие группы студентов, которые они видели раньше, так же, как и беснующиеся толпы, куда-то исчезли.
Они осторожно продвигались вперед вслед за Йеном. Тот шел медленно, хорошо осознавая тот факт, что он отвечает за группу, следующую за ним. Теперь, когда Стивенс исчез, Эмерсон де-факто стал лидером группы, и это ему совсем не нравилось.
Земля под ногами у него пульсировала, и эти мощные толчки были похожи на биение сердца.
Он не был уверен, что остальные тоже это заметили, а спрашивать почему-то не хотелось.
Они углубились в территорию кампуса. Несмотря на все огни, здесь было гораздо темнее, и воздух казался шершавым, обжигающим, словно наполненным какими-то химикатами.
Здесь они увидели людей. На крыше Нельсон-холла происходило то, что сгенерированная на компьютере бегущая строка в окнах девятого этажа описывала как «Первые ежегодные соревнования по метанию карликов».
«Бесплатно! Забава! Бесплатно!» – сообщала она.
Йен посмотрел на крышу. Он услышал восторженные возгласы в большой толпе студентов и преподавателей, за которым последовал крик лилипута, сброшенного через барьер прямо на бетонный тротуар под зданием. На нем уже валялись пять или шесть окровавленных, изломанных и смятых тел, которые сбросили раньше.
Тело карлика ударилось о землю, лопнуло, и кровь брызнула в разные стороны – все это вызвало громкий восторженный крик.
– Кто следующий? – выкрикнул кто-то.
– Латиносы!
– Нет, лучше ниггеры!
Йен отвернулся. На лужайке и на ступенях зданий были люди, но они казались подавленными и притихшими, будто находились под воздействием успокоительных. Многие из них сидели, а те, кто стоял, казалось, не могли заставить себя идти. У него улучшилось настроение. Работает! Элинор пробилась, их предположение оказалось верным и все работало.
А потом он увидел.
Голову Стивенса.
Ему показалось, что кто-то заехал ему в солнечное сплетение.
Она была насажена на бронзовую пику и стояла в ряду таких же насаженных на пики голов, обрамлявших дорожку, ведущую к корпусу факультета изобразительных искусств. Все головы были разукрашены, дополнены шляпами и париками и лишены своей индивидуальности с помощью скульптурных приемов, которые превратили их в медийных персонажей. Здесь были Гитлер и Граучо Маркс, Майкл Джексон и Рональд Рейган. Голову Стивенса превратили в голову Мадонны: бороду сбрили, волосы тоже – вместо них надели светлый парик, нос сломали и склеили вновь, в передних зубах проделали щербину, губы отрезали и заменили более толстыми и красными, которые приклеили к лицу и сложили в кривую улыбку, очень напоминавшую гримасу. Сходство было почти идеальным; портили его лишь мертвые глаза и высохшие изгибающиеся струйки крови, вытекшие из-под парика и из ноздрей.
Больше всего Йена испугало то, что он понял, что хотели сказать этим художники. Он осознал метафорическое значение этой аллеи голов. Использованные материалы были мерзкими и гнусными, вызывающими тошноту, но в остальном перед ними предстало искусство с большой буквы «И», и что-то в этом парадоксе сильно его беспокоило.
– А что же они сделали с телом? – негромко спросил Бакли.
– Не знаю, – ответил Йен и удивился, услышав, как ясно и твердо звучит его голос, совсем не отражающий того, что творилось у него внутри.
Он поймал себя на том, что смотрит лишь на лицо Стивенса, мысленно пытаясь восстановить истинный облик этого человека, как будто концентрация только на этом была способна временно облегчить его боль от того, что происходит вокруг, и дать ему столь необходимое сейчас время для того, чтобы все обдумать и разобраться в происходящем.
– И что теперь? – спросил Фарук.
«Я не знаю, – хотелось закричать Йену. – Знал Стивенс! Но он мертв, и теперь все мы в заднице!»
Но Эмерсон заставил себя оторваться от головы и глубоко вздохнул.
– Будем делать ровно то, что планировали. – Он повернулся к Фаруку: – Ты знаешь его машину?
– Нет, – тот покачал головой. – Но я знаю, что это фургон, и представляю, где он припаркован. Думаю, что он полон коробок. Найти его будет нетрудно.
– Тогда пошли.
– Но охрана…
«Твою мать!» – мысленно лягнул себя Йен. Он слишком потрясен и не может ясно мыслить. Если он не возьмет себя в руки, то его тупоголовость может привести к тому, что их всех убьют. До сего момента он не понимал, насколько надеялся на то, что Стивенс вытащит их из этого дерьма.
– Не знаю, важно ли это, – сказал меж тем Фарук, – но он велел, если с ним что-то случится, передать вам, что библиотека – это мозг.
– Что?
– Он сказал: «Библиотека – это мозг». Что бы это ни значило.
Йен взглянул на Джима.