Университет

Фэйт взяла с тележки следующую книгу и, прежде чем поставить ее на полку, прочитала название. «Розовый бархат. Эротическая лесбийская поэзия 1900–1940». Она оглянулась, чтобы убедиться, что поблизости нет Гленны, и открыла книгу. Гленна ей нравилась, она считала ее своей подругой, но была уверена, что та – лесбиянка. Эта специалистка по физической культуре действительно была похожа на таковую: низкий, грубый, напоминающий мужской голос, почти квадратный торс и мужская стрижка, обрамляющая лицо без грамма краски. Фэйт сексуальные предпочтения Гленны совершенно не волновали – ей это было абсолютно все равно, – но она не хотела, чтобы помощница библиотекаря подумала что-то не то или чтобы ей пришлось объясняться, пытаясь выйти из неловкой ситуации.

Наугад открыв книгу, Фэйт прочитала:

Я раскрываю ее, как подарок,
Я целую ее во влажные губы,
В ее секс со вкусом соли и меда.

Ого! И это написано так давно? Очень атмосферный стих…

В проходе между шкафами послышались шаги, и Фэйт быстро закрыла книгу, поставив ее на место на полке.

К тележке подошла Гленна.

– Я так и знала, что найду тебя здесь. Фил собирает всех в абонементе.

– А в чем дело? – Фэйт выпрямилась.

– Вообще-то я не должна говорить, но… – Гленна оглянулась, чтобы убедиться, что рядом никого нет. – Дело в Сью.

– А что с ней не так?

– На нее напали. Какой-то мужик поймал ее и лапал до тех пор, пока она не заехала ему ногой по яйцам и не убежала. – Гленна понизила голос. – Это был профессор. Преподаватель истории. Фил хочет поговорить со всеми нами.

– Боже… и когда же это случилось?

– Около часа назад, – ответила Гленна. – Наверху. На шестом этаже.

II

Йен осмотрел помещение клуба, увидел Бакли за столом у задней стены и направился к тому месту, где сидел его друг. Тот подозвал официантку и заказал пиво для Йена и еще одно для себя.

– А народу не так много, – заметил Йен, осматриваясь.

– Питие уже перестало быть тем спортом, которым было когда-то. Все нынче стали такими чертовски ответственными и повернутыми на здоровом образе жизни… Бывало, я читал лекции полностью в хлам. А теперь чувствую себя виноватым, если выпил бульон во время ленча. Мир стал другим.

– Но на тебя это почти совсем не повлияло, – рассмеялся Йен.

– Какого черта, сегодня мой день рожденья.

– Кстати, о дне рождения. Твой подарок лежит у меня в кабинете.

– И это что-то, что я смогу поставить на вертушку?

– Может быть, и так.

– Какой друг. Какой парень. Человечище!

Официантка вернулась с двумя кружками пива, и Бакли полез за бумажником, но Йен остановил его:

– Я плачу́. В честь твоего дня рождения.

– Всегда знал, что ты можешь на что-то пригодиться.

Йен заплатил официантке, одной из своих прошлогодних студенток, и оставил ей необычно большие чаевые, чтобы она не посчитала его дешевкой. Он не совсем понимал, почему его так волнует мнение бывших студентов, но оно его действительно волновало, а это, в свою очередь, приводило к покупке никому не нужных вещей и к слишком большим чаевым.

Бакли допил остатки в первой кружке и сделал большой глоток из свежей. Посмотрев на Йена, покачал головой.

– Эти гребаные республиканцы, приятель…

– А что с ними не так?

– У меня на курсе по современной литературе есть паренек. Абсолютный фанатик правого толка. Вечно тыкает мне в нос своим Рейганом: «Президента не так поняли… Нельзя задавать вопросы во время съемки… Восемьдесят процентов загрязнения воздуха вызывается растениями… Кетчуп – это овощ… Видел одного психа – видел их всех…» Совсем как в старые добрые времена. Когда в национальных проблемах винили Конгресс, законников и средства массовой информации.

– Вот в этом-то и заключается главная проблема нашей страны, – усмехнулся Йен. – Представительная демократия, американская система правосудия и свободная пресса. Стоит избавиться от всего этого, и мы заживем в достаточно приятном месте.

Несколько мгновений Бакли молчал. Потом сделал еще один большой глоток.

– А ты думал раньше, что из всего этого получится? Я хочу сказать, такой ты ожидал увидеть эту страну через двадцать пять лет, когда был двадцатилетним?

– Так вот в чем дело…

– Нет, дело не в возрасте. – Бакли тупо уставился на кружку. – Дело в этом пареньке. Он выносит мне мозг. Прошло всего – сколько? – две-три недели, а я уже знаю об этой личности гораздо больше, чем хотел бы знать. – Он допил свое пиво. – Я хочу сказать, что парень вооружился до зубов, готовясь к неизбежному краху общества.

– А разве так не всегда бывает? Те, кто выступает наиболее проамерикански, не верят в американскую правительственную систему. Им вечно кажется, что или она рухнет, или ей положат конец внутренние или внешние враги. А вот мне всегда казалось, что она довольно стабильна.

Бакли поднял палец, чтобы привлечь внимание официантки.

– Это все потому, что бранты этого мира обладают достаточным оружием, чтобы сдерживать коммуняк.

– Бранты?

– Ну да. Брант Килер.

– Этот парень ходит ко мне на литературное творчество.

– Твою мать!.. Он уже успел сунуть свою башку буквально везде.