Но нет, думал Джонни, взбираясь по лестнице на технический этаж. Он ошибается. Никакой неявной силы в его приподнятом настроении нет. Он просто ощущает радость, наполненность и бьющее через край жизнелюбие.
Джонни был главным смотрителем Университета Бреи в течение последних пяти лет, и хотя в самом начале он гордился своей работой, с течением времени она совсем перестала ему нравиться.
В его задачи входило направлять уборщиков, чтобы те подтирали пищу с пола кафе в студенческом центре; следить за тем, чтобы перегоревшие лампочки были вовремя заменены, а грязь со двора убрана. Правда, иногда к нему обращались за помощью, когда надо было проследить за выполнением закона об американцах-инвалидах, с тем чтобы все аудитории, туалеты, телефонные будки и фонтаны для питья имели удобный доступ для страдающих физическими недостатками, – но во всем остальном его работа не требовала больших умственных усилий, и ее вполне мог выполнять кто-то другой.
А он заслуживает гораздо большего.
Больше всего его выводило из себя то, что множество преподавателей, этих так называемых «просветителей», были ну п-о-о-о-о-лными идиотами! Когда Джонни только получил работу, на него давили образование и положение этих людей, их биографии и репутация. Он автоматически признал, что они умнее его и умеют делать то, что даже не приходит ему в голову. Но с годами Джонни понял, что они вовсе не похожи на тех непогрешимых гениев, за которых он их принимал, и что они просто самодовольные, самовлюбленные снобы, использующие, и часто в корыстных целях, то доверие, которое ощущают по отношению к ним наивные и бесхитростные студенты.
Он гораздо умнее этих напыщенных придурков. И это
Джонни ухмыльнулся. Звучит совсем неплохо, отлично подобранное прилагательное.
Ему надо преподавать английский язык. Поэзию.
Но нет. Вместо этого разные сукины дети всячески унижали Джонни и использовали против него формальное отсутствие образования. Они ставили его на место своими снисходительными улыбками и следили за тем, чтобы он убирал говно в их гребаных туалетах и вытаскивал окровавленные тампоны из ублюдочных корзин для бумаг.
Это его злило, и злило очень сильно, и эта злоба уже была готова выплеснуться наружу в нынешнем семестре, как неожиданно, как гром среди ясного неба, он обнаружил этот лестничный колодец с его… лечебными свойствами. Злоба куда-то исчезла – и теперь ее сменяли свойственный юности восторг, когда он оказывался на лестнице, или усталое спокойствие, когда отходил от нее.
Теперь-то он знает, что ему делать.
Добравшись до верхней ступеньки, Джонни остановился. Отстегнул от пояса кольцо с ключами, нашел тот, что с золотистой скругленной головкой, и открыл им металлическую дверь кладовой.
Она все еще была там, где он ее и оставил, связанная и с кляпом во рту – в слабом рассеянном свете, падавшем из дверного проема, испуганные глаза девушки выглядели комично белыми и большими.
Джонни почесал себе промежность.
– Тебе ведь хочется, правда?
Он рассмеялся, когда она стала извиваться и дергаться в своих путах, а изо рта у нее раздались полные ужаса и практически непонятные звуки, которые смогли проникнуть сквозь тугой кляп.
– Это я пошутил, – сказал Джонни, гладя ее по голове. – Это я так с тобой шучу.
Он дернул за выключатель, включавший лампу без абажура, присел на два ящика с полотенцами, стоящие возле забитых под завязку полок, и долго с восхищением рассматривал ее. Она была очень хорошенькая. Не слишком одетая, но и не слишком раздетая, как это теперь модно среди нынешних студентов, а едва заметный мейкап подчеркивал красоту ее угловатых черт и прекрасных глаз.
С того момента, как он утром притащил ее сюда, она успела замочить трусики. Надо было подумать об этом, как-то приготовиться… Ему было неловко за нее, но Джонни заметил, что от влаги тонкий материал ее трусов прилип к коже, и теперь стали видны контуры промежности. Он смог рассмотреть V-образные очертания и щелку на самом кончике.
Что-то зашевелилось у него между ног.
Джонни взглянул на девушку и улыбнулся. Секс с ней был бы неплох. Без сомнения. Но ему нужна не ее дырочка.
А ее руки.
Ему нужны ее руки.
Эти руки Джонни заметил в первый день занятий. Стоя на лестничной площадке третьего этажа, он привинчивал новую доску объявлений, когда она прошла мимо него и помахала кому-то этажом ниже. Его потрясла симметрия ее пальцев, изящные движения кисти, бледная безупречность ее кожи, и он постарался запомнить ее лицо.
После этого она часто появлялась на лестнице. Джонни узнал, что она первокурсница, специализируется в географии и большинство ее занятий проходят в этом здании. Наблюдательность, настойчивость и чуточка везения позволили ему узнать ее расписание, и Джонни стал появляться на лестнице в одно с ней время и, незамеченный, сопровождал ее на разные лестничные площадки, прислушиваясь к ее разговорам.