Университетская роща

– Коса у меня была. Нагнусь, между ног продену и в зубы возьму. Вот какая была коса.

В огне, словно далекий ружейный залп, лопнули щучьи кишки.

– Русский шаман хочет знать о Священном лесе. Расскажи, – безо всякой дипломатии бухнул Елисей, не отрываясь от оленьей лопатки.

Лондра кивнула. Закурила длинную трубку и долго смотрела в огонь. Потом сказала:

– Священный лес далеко. В Стороне мертвых. Муж мой – Муртик, Узкая Голова, ушел туда. Ловкий был. Мог так сделать. По реке щепка плывет. Он в обласке стоит. Наклонится – ртом щепку выловит. Обласок даже не колыхнется.

Глубокая печаль старой одинокой женщины высветила лицо Лондры, и оно показалось Крылову действительно красивым.

– Давно умер ваш муж? – осторожно спросил он, понимая, что «пережимать» с вопросами о Священном лесе не следует.

– Зимой. Когда черт в карты играл. Мне ягода снилась – к несчастью. Так и вышло. Кашель задавил Муртика.

«Когда черт в карты играл» – значит, когда северное сияние было. Это Крылов понимал и переспрашивать не стал. Вообще он уже кое-что знал об остяко-самоедах. Путешествуя по Тыму, они с Елисеем не раз останавливались в их стойбищах. Ему нравились эти немногословные терпеливые люди, привычные к рыболовству и охоте, к жизни среди болот и тайги. Доверчиво рассказывали они обо всем, что интересовало его. Себя они называли «окуневыми людьми», а Тым – Окуневой рекой. Еще они именовали себя сель-купами. Сель-куп – «таежный человек».

«Окуневые люди» говорили по-русски; кроме своих, носили русские имена и фамилии; если их понуждали, крестили детей у русских попов и… так же мирно и неуклонно соблюдали собственные обычаи, хранили язык. В их душах не было трагического раздвоения – и русского бога, и верховного небесного божества Нума они чтили одинаково сдержанно. Некогда «окуневые люди» были сильными и имели влияние на другие племена и народы. Во главе их стоял князец Воня, который долго сопротивлялся русским воеводам и угрожал даже наступлением на Сургут. Но в конце XVI века он подчинился-таки московскому царю. От былого могущества сель-купов остались лишь сказки и легенды, а сами они превратились в замкнутый пригнетенный народец, вся защита которого состояла в труднодоступности мест обитания.

Хотелось бы услышать от шаманки хотя бы часть этих сказок и легенд, но просить пока что об этом бесполезно: обычай запрещал говорить сказки днем, от этого могли выпасть волосы, потеряться память.

– Я выйду замуж, – сказала Лондра. – Стружки из-под ребенка мне теперь не выносить, однако замуж выйду. Без мужа очень плохо.

Горечь утраты звучала в каждом ее слове, и хотя эта женщина не плакала, не причитала, не рвала на себе волосы, горе ее показалось Крылову столь глубоким и сильным, что он пожалел, что нарушил ее уединенность, преследуя свои цели.

День долго не хотел клониться к вечеру. Однако ж пришел и его черед уступать. Сгустились сумерки. Очаг догорал. В чуме стало темно.

Лондра зажгла жировой светильник. «Окуневые люди» не любят темноту. Они, по возможности, даже спят с зажженными светильниками. «Умрем, тогда в темноте належимся. Пока живы, надо со светом пожить».

– Почему к огню, к месту возле очага нельзя прикасаться ножом или топором? – спросил Крылов, зная о таком обычае среди сель-купов. – Русские люди научили?

– Нет. Всегда так было, – старуха глубоко затянулась, потом вынула трубку изо рта. – Жила-была бабушка, и у нее были сыновья…

Крылов понял, что Лондра начинает рассказывать сказки, и обрадовался.

– Другая бабушка одна жила, – продолжала шаманка. – И сыновья бабушки всегда бревнышки костра царапали. И песок в нем царапали. Другая бабушка пришла к ним и говорит: «Смотри, что твои сыновья делают!» – «Пускай!». Ночью костры друг с другом разговаривают. Один говорит: «Что-то у меня на уме плохо. Они издеваются надо мной. Пусть они сгорят». И это карамо сгорело. А та бабушка с костром стали жить долго.

Карамо – полуземлянка. Крылов встречал их в лесу. Правда, они давно превратились в провалища, но разглядеть, что эти ямы когда-то были жилищами человека, все-таки можно. Степана Кировича бы сюда… Интереснейший раскоп мог получиться…

– Спасибо, – поблагодарил Крылов за сказку. – Очень красивая. Правда, я уже слышал где-то подобную. Но у тебя – красивая.

Он хотел было добавить, что слышал подобную сказку про огонь очень далеко, в Малороссии, но подумал, что рассказчица может обидеться, и не стал больше ничего говорить.

А Лондра ничего не заметила, ответ ей понравился, и она сказала:

– Я много знаю. Все красивые. Будешь слушать?

– Буду. А можно я в тетрадку стану писать? Старый стал, память плохая.

Лондра позволила писать в тетрадку и поведала еще одну «красивую сказку»: