Университетская роща

К этому историческому событию генерал Федор Алексеевич Нарский, военный губернский начальник, постарался на славу украсить Лагеря, пришпорив специальным приказом по гарнизону декор-фантазию своих подчиненных. Подновлены три клумбы с флоксами, окрашены беседки и качели. Заполнен водой фонтан посреди парка, и тонкие струйки его потянулись вверх. Дорожки притрушены толченым кирпичом.

Гуляющих в этот вечер ожидали два сюрприза. «Детская гимнастика» – площадка для физического развития детей, затея Владислава Станиславовича Пирусского. Выпускник Московского университета врач Пирусский, прибывший недавно в Томск, был горячим поклонником идей Лесгафта. Как и Петр Францевич Лесгафт, Пирусский убежден в необходимости физических занятий для детей и юношества, он мечтал о строительстве специального здания-манежа для таких занятий, о том времени, когда вместо пивных и торговых рядов будут сооружаться катки да беговые дорожки. Мечта мечтою, а для начала, дабы увлечь недоверчивых городских жителей, Владислав Станиславович на собственные средства соорудил вот эту «Детскую гимнастику» – с качелями, с поднятыми на столбики бревнами для хождения, с опилочной яминой для прыжков. Расчет его оказался верным – возле площадки все время толпился народ.

Второй приятный сюрприз: красивый прудик с беседкой в русском стиле, украшенной берестой. Рядом на холмике сооружен настоящий каменный грот, к нему перекинуты лирические мостики с перилами. Всюду в продуманном беспорядке разбросаны диванчики, обшитые также берестой уютные столики. В довершение ко всему сад иллюминирован плошками и цветными фонарями.

Дамы то и дело восклицали: «Ах, очаровательно! Превосходно! Генерал – душка…»

Их кавалеры, незаметно отлучившись к лавкам с розничной, то бишь раздробительной торговлей напитками, благодушно посмеивались в усы, надушенные о-де-колоном (душистая вода из Кельна) и, согнув руку кренделем, предлагали еще и еще раз пройтись по чудесному парку.

Все ожидали фейерверка, а пока что прогуливались и слушали хор солдатских песенников, с лихим подъемом выводивших старину: «Во сибирской, во украине, во Даурской стороне…»

Вынесенные скрытым, но достаточно сильным течением публики на площадку возле танцевальной веранды, Крылов и Степан Кирович остановились поодаль, имея намерение понаблюдать, как веселится нынешняя молодежь.

Закругленная, яйцевидной формы веранда, будто Ноев ковчег, постепенно заполнялась молодыми людьми. Среди них выделялись черные студенческие тужурки с блестящими пуговицами, голубые форменные фуражки с лакированным козырьком.

Наблюдатели со значением переглянулись: наконец-то… Они оба испытывали истинное волнение, понимая друг друга без слов. Наконец-то!.. За долгие томительные три года противоестественной пустоты нового роскошного здания университета, когда все было готово и не хватало лишь одного – высочайшего разрешения начать занятия, можно было успеть разувериться в том, что когда-нибудь в Томске появятся студенты. Временами, особенно зимой, было страшно сознавать себя только сторожами безлюдного здания, предназначенного к шуму и движению, к спорам и размышлениям… Все эти три года люди, служившие в университете, чувствовали себя жителями ученого погоста, невиданного дотоле в России. Несколько раз ненавистники и враги с таким муками нарождающегося Сибирского университета поджигали корпус. Делалось это хитроумно-просто: в одну из глухих разбойных ночей в здание влетал сквозь разбитое окно обмотанный тряпками кирпич, политый керосином и подожженный. Начинался пожар. Естественно, что полиция так и не сумела ни разу напасть на след злоумышленников… Флоринский перед городскими властями даже вопрос ставил, чтобы побеспокоились о закупке через заграничные фирмы огнегасительных гранат американца Гардена для борьбы с пожарами. Но городские папашеньки, как всегда, сослались на нехватку средств…

Но все это, благодарение Богу, позади! Вот они, студиозусы, надежда и будущее Сибирского университета (из 236 прошений от гимназистов и семинаристов из разных городов Сибири отобрано 70). Идут, смеются, чуточку гордясь тем вниманием, которым дарят их сегодня томские жители. Юные, благородные. Первый университетский набор.

Степан Кирович подпихнул Крылова локтем: смотри-де…

Прямо на них уморительно важно и независимо надвигался колоритный тип. Архимодник. Оригинал. Незначительная внешность: усы торчком, придающие лицу нечто кошачье, узенькие глазки, бессмысленная улыбка, лакейский пробор от виска к затылку – и умопомрачительный наряд. Собственно в наряде-то и заключался весь юмор, а не во внешности – мало ли людей на свете с такими незначительными данными. Во-первых, на тощем, как хвост, повесе поскрипывали, попискивали, шуршали кожаные брюки, узкие и неудобные. Во-вторых, человек с лакейским пробором обряжен был в литературную сорочку.

– Слава Господу, и до Сибири докатилась сия мода, – усмехнулся Кузнецов. – Как говорится, с дурацкого сладу да на свой салтык.

– Хорош! – согласился Крылов.