Unknown

Габотт открыл глаза. Они были ярко-зелеными, словно бы за темным стеклом горело яркое пламя. Взгляд был неподвижным. Набору показалось, что маленькая обезьянка смотрит прямо сквозь него; на противоположную стену. В глазах этих не было радости. Не было узнавания.

Набор опустил нож.

— Габотт, — позвал он. — Иди сюда! Иди ко мне!

Обезьянка поднесла к глазам левую лапку, сжала ее, разжала, и наконец Габотт все же посмотрел на него. Теперь глаза его снова были черны, как и прежде.

— Так ты не умер! — Где-то на краю сознания Набор сознавал, что этого не может быть, но ему так хотелось вернуть своего товарища, что способ, каким это произошло, был ему безразличен. — Иди же ко мне! Я так скучал по тебе. Иди под одеяло. Ведь там, у стены, ужасно холодно.

Обезьянка поглядела на нож, который Набор все еще сжимал в руке. Казалось, он колеблется, да и вообще — животное словно бы поумнело. «Но разве это не естественно? — удивился про себя лоцман. — Габотт простоял на пороге смерти столько дней. Конечно же, он изменился!»

— Иди сюда! — Набор наклонился, спрятал нож обратно в голенище сапога и протянул руку.

Габотт наконец-то спрыгнул с кроватки у стены каюты. Приземлился несколько неловко. Конечно же, после столь долгой неподвижности все тело у него онемело. «А буря-то улеглась», — с удивлением отметил Набор. Он почувствовал, что их поднебесный парусник перестал сражаться с дующими не в нужную сторону ветрами и снова довольно быстро пошел на север. Если погода снова не переменится, им потребуется еще один, самое большее — два дня, чтобы достичь того белого пятна на карте, которое Барнаба назвал в качестве цели. Место, где они найдут лед мечты.

Вот только Набору было в общем-то наплевать. Габотт вернулся, все остальное неважно. Маленькая обезьянка с любопытством провела лапкой по полу и оскалила зубы совсем как прежде. Набору даже показалось, что она улыбается ему.

— Иди ко мне. Чего же ты медлишь? — Лоцман наклонился еще ниже. Протянул Габотту раскрытую ладонь, и обезьянка наконец-то запрыгнула к нему и вцепилась в его пальцы своими крохотными лапками.

Набор перенес его через меловой круг, посадил к себе на постель. Габотт тут же забрался под одеяла и прижался к нему. «Как же он замерз, бедный малыш», — подумал Набор, радуясь, что его товарищ наконец-то снова с ним.

Палач

Хорнбори поставил на деревянную колоду толстое полено, поправил, чтобы оно стояло ровно, и занес топор. Он был необычайно тяжел. Закричав, он поднял его и изо всех сил опустил. Попал в полено прямо по центру и разрубил его до самой колоды, впрочем, не вогнав лезвие топора глубоко в дерево.

Услышав хлопанье в ладоши, он обернулся. У входа в расположенную вдали от оживленных мест каверну, которую выделил ему для подготовки Эйкин, стояла Амаласвинта.

Женщина стала приближаться к нему, продолжая хлопать в ладоши. На ней было обольстительное красное платье, подол которого был чуть выше лодыжек. Скандал при дворе и настоящий магнит для мужских взглядов.

— А ты представляешь настоящую опасность для деревянных голов, судя по всему, — с улыбкой произнесла она, останавливаясь совсем рядом. От нее пахло персиком. Хорнбори невольно вспомнилась прошлая ночь и то, как далеко ее поведение было от поведения леди. Такой женщины ему прежде встречать не доводилось. Совершенно бесстыдная, чувственная, заставлявшая мужчин забыть о благоразумии. Карлик прислонил топор к колоде, и тут же пожалел об этом, потому что руки вдруг стало некуда деть. В конце концов он решил, что стоит важно погладить бороду, вытащить из нее пару щепок.

— Чем я могу тебе помочь? — Голос его звучал совсем не так звучно и сильно, как обычно. Эта женщина нервировала его.

— Правда ли то, что я слышала? Она неодобрительно покосилась на топор.

Хорнбори не поверил своим ушам. Как она могла узнать? Эйкин заверял его, что казни состоятся в тайне. Никто не должен был знать, что случилось с героями из Глубокого города.

— Значит, правда, — жестко заявила она. — Ты собираешься отрубить головы своим друзьям, которые спасли твою шкуру. И не стыдно тебе?

— Стыдно ли мне? И об этом спрашиваешь меня именно ты? Еще вчера ты спала со мной, а сегодня подобралась к старому сластолюбцу Эйкину настолько близко, что узнала о том, что вообще-то должно было остаться в тайне.

— Что ж, лично я вижу немалую разницу между собой и мужчиной с топором.

— А я так думаю, что Эйкин не спрашивал тебя, что тебе предпочтительнее — положить голову на плаху и смотреть на топор снизу вверх или же держать этот топор в руках. Честно скажу, я думал недолго. Я не горжусь тем, что придется сделать, но не стану выслушивать нотации от того, кто не в моей шкуре. Как бы очаровательно ты мне ни улыбалась... С каких это пор тебе стали небезразличны Галар и Гламир? Вчера ночью ты говорила мне, что была бы рада, если бы никогда больше не пришлось чувствовать их запах и что ты предпочла бы выкупаться в сточной канаве, чем еще раз сесть с ними в один угорь.

— И я по-прежнему так и считаю, но головы отрубать им за это не собираюсь.