Unknown

Через два дня после несчастного случая с Луисом Игнасио, мы покинули Мургию.

Домашний телефон, не смолкая, звонил целыми днями, а иногда еще и по ночам. И так

практически до самого Рождества, а вернее, до тех пор, пока мы не вернулись на

рождественские праздники в долину Зуя. Возможно, я несколько преувеличиваю, но,

уверяю вас, что в этом доме никто из нас не ложился спать раньше двенадцати, и телефон обычно трещал даже позднее этого.

Тот, кто всем заправляет, достаточно плохо переносил эти ночные звонки. Он не допускал,

что можно звонить так поздно даже при таких особых обстоятельствах. Это было делом принципа. Если нет чего-то действительно очень срочного и неотложного, если речь не идет об очень близкой семье, привычки которой известны, если между собеседниками нет какой-то негласной, или очевидной договоренности, то, начиная с половины одиннадцатого, не следует звонить ни в один “порядочный дом”. Интересно знать, до какой степени он верен своим убеждениям. Когда он отвечал на телефонный звонок после одиннадцати, – по моему мнению правило нарушено на полчаса, – на лице его отражалось недовольство, которое, правда, исчезало сразу же, как только он начинал разговор.

Я уверен, что, помимо обычного неприятия этих ночных звонков, его изначальное

недовольство ими было плодом нежности и заботы о жене. Он так старался, чтобы Бегония-мать могла бы отдохнуть после своих неустанных метаний целый день из дома в больницу, из больницы домой. Я говорю это, потому что видел сам, как он убрал телефон с ночного столика в их комнате и закрыл его поблизости в шкафу, чтобы звонок не нарушил ее сон.

Другое дело – посещения. Пока парнишка находился в медицинском центре, повидаться с

ним приходило множество друзей. Особенно, его собственных друзей. Было большущей и приятной неожиданностью узнать, что у этого парня, который почти никогда не рассказывал о своих приятелях, было море замечательных друзей. Одноклассники, те, кто учится вместе с ним на курсах Права при Университете, соратники по “Движению за права человека во всем мире”, соседи и просто закадычные друзья по жизни… Все старались помочь Луису Игнасио скоротать его долгие, мучительные часы страданий, перекидывались с ним картишки, когда он смог спускаться в инвалидном кресле в больничный вестибюль. Они были ласковы с ним, шутили, особенно девчонки, чтобы хоть немного отвлечь его от боли. Они от чистого сердца предлагали ему свою помощь в улаживании формальностей накануне начала учебы на курсах.

Также и друзья семьи, друзья взрослых, с самой первой минуты были очень внимательны

и предупредительны. Их было меньше, но приходили они чаще. Некоторые из них вынуждены были покинуть палату через несколько минут в полуобморочном состоянии, вызванном тем, что они увидели: неподвижно распростертое тело с головой, охваченной железяками, с которых почти до самого пола свисали мешки с песком… Я этого, естественно, не видел, но грузы с песком, прикрепленные железками к теменным костям, безусловно производили впечатление. Это очень бурно обсуждалось в самые первые недели пребывания Луиса Игнасио в больнице. Другие быстро выбежали в коридор, чтобы суметь там выплакаться. Они помнили сильное, плотно сбитое, мускулистое тело. Теперь же они видели перед собой неподвижное тело, с каждым разом все больше исхудалое, и глаза, погруженные в тишину, которую не могли нарушить даже его всегда краткие ответы.

Обстановка в этой палате с шестью койками и другими парализованными

тяжелобольными с повреждениями мозга была крайне напряженной. Давид, Артуро и Маноло, его сотоварищи по несчастью, находились в еще более тяжелом состоянии. У них

троих была тетраплегия, и говорят, что никто из них не сможет в дальнейшем снова

ходить. Трое отличных парней, ни одному из которых еще не исполнилось и двадцати лет,

окончательно лишившиеся способности свободно передвигаться.

Затем, на протяжении долгих недель, поступали и другие, тоже очень молодые, чья

участь была не лучше судьбины стариков. Каменщик-поляк (как же его звали-то? ведь говорили), который, к счастью для него, пролежал недолго, его болезнь была излечима.

Еще Лоренсо, Луис и Константино и без того происходивший из семьи инвалидов. Их

истории, как я услышал из рассказов дома, были и самые обычные, и ужасающие одновременно. Давид , студент Мадридского ФармакологическогоУниверситета, едет

на праздники в свой город в провинции Ла-Манча. Возвращаясь, он истратил все деньги и

добирался “автостопом”. На свою беду Давид был подобран в дымину пьяным водителем,

который даже не дал ему времени попросить остановиться. Несчастный случай положил

конец его праздничному побегу. Не уверен, но кажется, я слышал, что водитель отделался

едва заметными синяками и ушибами, а вот Давиду досталось по полной.

Артуро, галисийца из Арбо, земли благословенных, славненьких миног, сбили, когда он

с полным правом переходил по пешеходному переходу одну из широких улиц Мадрида.