Unknown

– Приношу свои извинения, – весьма почтительно произнес он. – И благодарю тебя за восхваление характера Уильяма, это не может не согревать отцовское сердце. Но, тем не менее... что за срочность в заключении брака? Вне всяких сомнений, Уильям будет отправлен домой через год-другой.

– Его же могут убить! – сказала она, и тут в ее голосе послышался неожиданный отзвук настоящего страха, настолько реального, что его внимание обострилось. Прикоснувшись рукой к горлу, она заметно сглотнула.

– Я этого не вынесу, – проговорила она внезапно ослабшим голосом. – Если его убьют, и у нас никогда... никогда не будет шанса... – она подняла на него свои блестящие от волнения глаза и с мольбой коснулась его руки. – Я вынуждена, – сказала она. – На самом деле, дядя Джон. Я должна, и не могу ждать. Я хочу поехать в Америку и выйти замуж.

У него челюсть отвисла. Желание выйти замуж – одно дело, но ЭТО!..

– Ты же не всерьез, – проговорил он. – Ты же не думаешь, что твои родители... в частности, твой отец, когда-нибудь одобрят подобное.

– Он одобрил бы, – возразила она. – Если вы должным образом изложили бы ему данный вопрос. Ведь он ценит ваше мнение превыше всего, – продолжала она убедительно, немного стиснув его руку. – И вы, как никто другой, должны понимать какой ужас я испытываю при мысли, что что-то может... случиться с Уильямом прежде, чем я снова его увижу.

Действительно, подумал он, единственным доводом, что перевешивал в ее пользу, было чувство опустошения в его собственном сердце, вызванное лишь одним упоминанием возможной смерти Уильяма. Да, он может быть убит. Как и любой человек во время войны, а особенно солдат. Это являлось одним из рисков, что ты принимал (и по совести он не мог воспрепятствовать Уильяму принять этот риск), хотя при одной мысли о Уильяме, разорванном на куски пушечным ядром, или лежащем с простреленной головой, или умирающем в мучениях от дизентерии...

Лорд Джон сглотнул – во рту пересохло, и он с трудом запихнул эти малодушные образы назад - в свой закрытый внутренний чулан, в котором обычно и держал их под замком.

Он глубоко и протяжно вздохнул.

– Доротея, – твердо произнес он. – Я выясню, что ты задумала.

Она долго и продолжительно глядела на него, как будто оценивая шансы. Уголок ее рта медленно приподнялся, а глаза сузились, и он увидел ответ на ее лице, так же ясно, как если бы она произнесла его вслух:

«Нет! Я так не думаю!»

Однако, это выражение на ее лице лишь промелькнуло, а затем вновь проявилось негодование, смешанное с мольбой.

– Дядя Джон! Как вы смеете обвинять меня и Уильяма, своего собственного сына!.. в том, в том... а в чем, собственно, вы нас обвиняете?

– Понятия не имею, – признался он.

– Что ж, хорошо! Вы поговорите с папой, ради нас? Ради меня? Пожалуйста? Сегодня?

Дотти была прирожденной кокеткой: пока она говорила, то наклонилась к нему так, чтобы он почувствовал аромат фиалок в ее волосах, при этом пальчиками очаровательно теребила лацканы его мундира.

– Не могу, – сказал он, пытаясь высвободиться. – Только не сейчас. Из-за меня он уже испытал сегодня ужасное потрясение, еще одно может его прикончить.

– Тогда завтра, – уговаривала она.

– Дотти, – он взял ее ладони в свои, и был весьма тронут, обнаружив, что они холодные и дрожат. Она на полном серьезе говорила об этом, или, по крайней мере, о чем-то другом.

– Дотти, – повторил он более мягко. – Даже если твой отец согласится отправить тебя в Америку для заключения брака, а я не думаю, что к этому его может принудить что-то менее неотложное, чем твоя беременность, то отплыть до апреля все равно нет никакой возможности. Поэтому не вижу необходимости загонять Хэла в могилу раньше времени, рассказывая ему об этом, пусть хотя бы оправится от теперешнего недомогания.

Она выглядела недовольной, но была вынуждена признать убедительность его доводов.

– Кроме того, – продолжил он, отпуская ее руки, – тебе известно, что в зимнее время компания прекращается. Боевые действия скоро приостановят, и Уильям будет в относительной безопасности. Поводов для беспокойства нет.

«За исключением несчастных случаев, дизентерии, лихорадки, заражения крови, несварения желудка, потасовок в тавернах, и более десятка других вариантов опасных для жизни», – добавил он про себя.

– Но... – начала было она, и остановилась, вздохнув. – Да, полагаю, вы правы. Но... вы ведь поговорите с папой в ближайшее время, не так ли, дядя Джон?

Он тоже вздохнул, но тем не менее улыбнулся.

– Поговорю, если это действительно то, чего ты хочешь, – тут порыв ветра налетел на часовню и витраж с изображением Святой Барбары задрожал в своей свинцовой раме. Внезапно начавшийся дождь застучал по шиферу на крыше, и он поплотнее завернулся в плащ.

– Подожди здесь, – сказал он племяннице. – Я скажу кучеру подъехать к дорожке.

Пока он шагал против ветра, одной рукой придерживая шляпу, чтобы та не улетела, ему с тревогой вспомнились собственные слова, сказанные ей: «не думаю, что к этому его может принудить что-то менее неотложное, чем твоя беременность».