Unknown

Он свернул налево и пошел вдоль Хантли-стрит, изредка поглядывая через реку на фасад Святой Марии – единственного католического храма в Инвернессе.

Вначале, в какой-то более рациональный момент спора, она предприняла попытку узнать, было ли это ее виной.

– Все из-за меня? – спросила она серьезно. – Я имею в виду, что я католичка. Я знаю... Я знаю, это все усложняет, – ее губы дернулись. – Джем рассказал мне о миссис Огилви.

Роджеру было не до смеха, но, вспомнив, он не смог сдержать короткой улыбки. Он был за амбаром, пересыпал в тачку хорошо перепревший навоз, чтобы разбросать его по огороду. Джем помогал со своей маленькой лопаткой.

– Ты шестнадцать тонн дай нагора! (Песня о шахтерах «Шестнадцать тонн» Теннесси Эрни Форда была так популярна в 60-е годы в СССР, что люди, не зная оригинального текста, придумывали свой и распевали на вечеринках – прим.пер.) – пропел Роджер, если нечто вроде хриплого карканья, которое у него получилось, можно было так назвать.

– В поту день прожил, но глубже в дерьме, – рыкнул Джем, стараясь как можно лучше интонировать голос в уровень с Теннесси Эрни Фордом, но потерял контроль, соскальзывая на хихиканье.

Именно в этот неудачный момент, обернувшись, он обнаружил, что у них посетители: миссис Огилви и миссис МакНил – столпы женского общества Алтаря и Чая Свободной Северной церкви Инвернесса. Он знал их, и также знал, что именно они делали здесь.

– Мы пришли, чтобы нанести визит вашей доброй жене, мистер МакКензи, – улыбаясь с поджатыми губами, сказала миссис МакНил. Он не был уверен, что означает это выражение лица – попытку защититься или это просто опасение, что ее плохо подогнанные искусственные зубы могут выпасть, если она откроет рот шире, чем на четверть дюйма.

– Ах. Боюсь, что она уехала в город, – Роджер вытер руку о джинсы, размышляя, не протянуть ли ее для рукопожатия. Но, посмотрев на ладонь, подумал, что лучше не стоит и вместо этого кивнул им. – Но, пожалуйста, входите. Попросить девушку сделать чай?

Они затрясли головами в унисон.

– Мы до сих пор не видели вашу жену в церкви, мистер МакКензи, – миссис Огилви пригвоздила его тусклым взглядом.

Что ж, он ожидал этого. Можно было выиграть немного времени, сказав: «Ах, ребенок был болен...», – но в этом не было смысла, и не стоило откладывать неизбежное.

– Нет, – с любезностью проговорил он, хотя его плечи непроизвольно напряглись. – Она католичка и была на мессе в Святой Марии в воскресенье.

Квадратное лицо миссис Огилви от изумления вытянулось и превратилось в кратковременный овал.

– Ваша жена папистка? – спросила она, давая ему шанс исправить очевидный бред, который он только что произнес.

– Так и есть. С рождения, – Роджер слегка пожал плечами.

За этим признанием последовала относительно непродолжительная беседа. Короткий взгляд на Джема и резкий вопрос, ходит ли он в воскресную школу, резкий вдох после услышанного ответа и буравящий пристальный взгляд, брошенный на Роджера перед тем, как они ушли.

– Ты хочешь, чтобы я перешла в протестантизм? – требовательно спросила Бри в продолжение спора. И это был вызов, а не предложение.

Ему внезапно и отчаянно захотелось попросить ее сделать именно это – просто, чтобы посмотреть, поступит ли она так из любви к нему. Но религиозная совесть никогда бы ему этого не позволила, а еще больше помешала бы это сделать совесть любящего человека. Ее мужа.

Хантли-стрит внезапно перешла в Бэнк-стрит, и загруженные пешеходами торговые окрестности исчезли. Он миновал небольшой мемориальный скверик, устроенный в память о службе медсестер во время Второй Мировой войны и, как всегда, подумал о Клэр. Хотя в этот раз с меньшим восхищением, чем обычно.

«А что бы ты сказала?» – подумал он. Но и так чертовски хорошо знал, что она сказала бы, или, как минимум, чью сторону приняла бы в этом вопросе. Сама Клэр не задерживалась в статусе «матери на полное время», не правда ли? Она пошла учиться в медицинскую школу, когда Брианне было семь. И папа Бри, Фрэнк Рэндалл, подставил плечо, хотел он того или нет.

Роджер ненадолго замедлил шаги, размышляя. Ну, тогда неудивительно, что Бри думала...

Он миновал Свободную Северную церковь и слегка улыбнулся, подумав о миссис Огилви и миссис МакНил. «Они вернутся, – подумал он, – если я ничего не предприму по этому поводу». Ему была знакома разновидность такой непреклонной доброты. Боже милостивый, а если они услышат, что Бри вышла на работу и, по их разумению, бросила его с двумя маленькими детьми, они наперегонки будут бегать к нему с пастушьими пирогами и горячей выпечкой. «Это, возможно, не так уж и плохо», – подумал он, мечтательно облизнувшись. Вот только они же останутся, чтобы совать свои носы в работу его хозяйства, а пустить их на кухню Брианны – это станет не просто игрой с динамитом, а преднамеренным метанием бутылки с нитроглицерином в самое сердце его брака.

«Католики не верят в развод, – однажды сообщила ему Бри. – Мы верим в убийство. Всегда есть исповедь, в конце концов».