- Конечно. Поэтому и у меня есть ключ от его. Хочешь верь, хочешь нет, но были времена, когда он не был таким ворчуном. Он забирал мою почту и поливал мои цветы, когда я ездил в Мичиган к родственникам.
- Чудеса никогда не кончаются, - сказала я и вернулась к заданию, в то время как Генри принес пачку бумаг в кухню и положил их в мусор.
Финансовые документы Гаса находились в порядке : оплаченные счета — в одном ящичке, неоплаченные — в другом. В третьем я нашла его чековую книжку, две сберкнижки и банковские отчеты, стянутые резинкой. Я не могла удержаться, чтобы не взглянуть
на суммы денег на его счетах. Ну ладно, я внимательно изучила цифры, но ничего не записывала. На его текущем счете было около двух тысяч, пятнадцать тысяч на одном сберегательном счете и двадцать две — на другом. Может быть, это было не все. Гас производил впечатление человека, который засовывает стодолларовые купюры между страниц книг и имеет счета в разных банках.
Регулярные взносы, которые он делал, были, наверное, его пенсией.
- Эй, Генри? Чем Гас зарабатывал на жизнь до того, как вышел на пенсию?
Генри выглянул из-за угла коридора.
- Он работал на железной дороге на востоке, но я не уверен, в какой должности. Почему ты спрашиваешь?
- У него есть приличная сумма денег. То-есть, он не богач, но мог бы жить и получше, чем так.
- Я не думаю, что деньги и чистота связаны. Ты нашла его записную книжку?
- Вот она. Единственный человек, который живет в Нью-Йорке, это Мелани Оберлин, которая должна быть его племянницей.
- Почему бы тебе не позвонить ей прямо сейчас?
- Думаешь?
- Почему нет? Это будет за счет Гаса. А я пока начну на кухне. Можешь заняться спальней и ванной, когда закончишь.
Я позвонила, но, как это обычно бывает в наши дни, не поговорила с живым человеком.
Женщина на автоответчике назвалась Мелани, без фамилии, но она не могла ответить на мой звонок. Ее голос звучал довольно весело для человека, который в то же самое время говорит, как сожалеет.
Я быстро рассказала о падении ее дядюшки Гаса, оставила свое имя, домашний и рабочий телефоны и попросила перезвонить. Засунула записную книжку в карман, размышляя, что позвоню еще раз, если ничего от нее не услышу.
Как и Генри, я совершила тур по дому Гаса. В душном коридоре чувствовался запах мышиных испражнений, а возможно, и мышиного трупа, скрытого в соседней стене.
Вторая спальня была заполнена картонными коробками и старой мебелью, кое-что из которой было весьма неплохим. Третья спальня была посвещена предметам, которые старик, видимо, не мог заставить себя выбросить. Кипы перевязанных веревкой газет возвышались до человеческого роста, с проходами между рядами, на случай, если кто-нибудь захочет сделать подборку юмора за декабрь 1964 года.
Там были пустые водочные бутылки, коробки с банками консервов и бутылками воды, достаточными, чтобы выдержать осаду, остовы велосипедов, две ржавых газонокосилки, коробка с женскими туфлями и три жалко выглядевших телевизора с антеннами, как кроличьи уши, и экранами размером с самолетный иллюминатор. Старый деревянный ящик был наполнен инструментами. Старый диван был похоронен под горами одежды. Полный набор посуды из зеленого стекла времен Великой депрессии был выставлен на кофейном столике.
Я насчитала пятнадцать картин в витиеватых рамках, сложенных у стены. Перевернула картины и уставилась на них сверху, но не знала, что о них думать. Изображенные предметы варьировались: ландшафты, портреты, на одной картине был большой, но поникший букет, на другой — стол, украшенный нарезанными фруктами, серебряным кувшином и мертвой уткой, чья голова свешивалась с края. Краски на большинстве картин настолько потемнели, что смотреть на них было как через темные очки.
Я ничего не понимаю в искусстве, так что не могла составить мнения об его коллекции, за исключением дохлой утки, которая, как я думала, не совсем отвечала хорошему вкусу.
Я начала с ванной, решив в первую очередь покончить с самым худшим. Отключила эмоции, почти как я делаю на месте убийства. Отвращение бесполезно, когда работа должна быть сделана. Следующие два часа мы скребли и чистили, вытирали пыль и пылесосили.
Генри опустошил холодильник и наполнил два мусорных мешка неопознанными испорченными продуктами. На полках стояли консервные банки, вздутое состояние которых сигнализировало о неизбежном взрыве.
Генри заполнил и включил посудомоечную машину, а я положила кучу одежды в стиральную машину и запустила ее тоже. Постельное белье я оставила на полу до следующей загрузки.
К полудню мы сделали столько, сколько смогли. Теперь, когда минимум порядка был восстановлен, я смогла увидеть, каким унылым был дом. Мы могли работать еще два полных дня и результат был бы тем же — тусклое запустение, пелена старых мечтаний, висящая в воздухе.
Мы заперли дом, и Генри выкатил на тротуар два больших мусорных бака. Он сказал, что приведет себя в порядок и поедет в супермаркет, чтобы заполнить полки Гаса продуктами. После этого он позвонит в больницу и узнает, когда того выпишут.