Солана остановила машину и проверила объявление в газете, убедившись, что адрес был правильным. Телефонного номера не было. Последнее объявление, на которое она ответила, оказалось тупиком. Пациенткой была старушка, живущая в доме своей дочери и прикованная к постели, которая стояла в столовой. Дом был очень милый, но импровизированный больничный уголок портил весь вид. Высокие потолки, много света, все обставлено со вкусом. В доме был повар и домработница, и это уменьшало энтузиазм Соланы.
Собеседование проводила дочь, которой был нужен кто-то для обеспечения нужд ее матери, но она не считала себя обязанной платить высокую ставку персональной сиделки, потому что сама будет присутствовать в доме.
От Соланы требовалось мыть, кормить и менять памперсы сенильной старухе, менять постельное белье, стирать и давать лекарства. Она могла с этим справиться, но ей не нравились дочкины замашки. Кажется, она считала медицинского профессионала домашней прислугой. Солана подозревала, что с домработницей обращались лучше.
Высокомерная дочка сделала заметки в своем блокноте и заявила, что ей нужно побеседовать еще с несколькими соискательницами. Солана знала, что это была наглая ложь.
Дочка хотела, чтобы Солана чувствовала, что ей повезло получить работу, которая состояла из девятичасовых рабочих дней, с одним выходным в неделю, и никаких личных звонков.
Ей разрешалось два пятнадцатиминутных перерыва, но еду нужно было приносить с собой.
И это при наличии повара в соседнем помещении!
Солана задавала много вопросов, показывая, как она заинтересована, убеждаясь, что дочка рассказала все детали. В конце она согласилась на все, включая низкую оплату.
Дочкины манеры изменились от холодности и чопорности до довольства собой. Было ясно, что она гордилась, что смогла уговорить кого-то принять такие нелепые условия. Солана заметила, что о других претендентах больше не упоминалось.
Она объяснила, что сейчас у нее нет времени заполнять бумаги, но она принесет с собой заявление, когда придет на работу следующим утром к восьми. Она написала свой номер телефона, на случай, если дочка вспомнит еще о чем-нибудь, что она хотела бы обсудить.
Когда Солана уходила, дочка была в полном восторге от того, что сумела решить свою проблему по такой малой цене. Она тепло пожала Солане руку.
Солана вернулась в машину, зная, что больше никогда не увидит эту женщину. Телефонный номер, который она дала, принадлежал психиатрическому отделению больницы в Пердидо, где Крошка однажды провел год.
Теперь Солана сидела через улицу от того дома, который она искала. Она откликнулась на объявление, которое увидела в выходные. С первого взгляда она его отвергла, потому что не был указан номер телефона. Но дни шли, ничего другого не попадалось, и Солана решила, что стоит взглянуть на дом. Место не выглядело многообещающим. Оно носило характер заброшенности, особенно по сравнению с остальными домами в квартале. Улица находилась близко к пляжу и почти полностью состояла из домов на одну семью. Там и сям, зажатые между маленькими скучными домиками, виднелись новые здания на две или четыре семьи, в испанском стиле, популярном в районе. Солана предположила, что многие из жильцов были пенсионерами, что означало фиксированный доход и ограниченное количество средств на свободные траты.
По всем статьям, она имела похожий экономический статус. За два месяца до этого один из ее братьев отдал ей побитый кабриолет, который собирался выкинуть. На машине, которая у нее была, полетела трансмиссия, и механик сказал, что ремонт обойдется в две тысячи, что стоило больше самой машины. Другой у нее не было, и когда брат предложил ей «шевроле» 1972 года, она согласилась, хотя и не без определенного чувства унижения. Ясно, он думал, что этот металлолом был достаточно хорош для нее. Она положила глаз на машину получше, и даже была готова согласиться на солидные выплаты, но здравый смысл перевесил.
Теперь она была рада, что согласилась на подержанный «шевроле», который был похож на многие машины, припаркованные вдоль улицы. Новая модель создала бы неправильное впечатление. Никто не станет нанимать помощницу, которая кажется богаче их самих.
Пока что у нее не было информации о пациенте, скрывавшимся за краткими строчками объявления. Это хорошо, что ему восемьдесят девять, и он достаточно нетвердо стоит на ногах, чтобы упасть и удариться. То, что он нуждался в помощи со стороны, говорило об отсутствии близких родственников, желающих принять это на себя.
В эти дни люди стали эгоистами, нетерпимыми ко всему, что нарушает их комфорт и удобство. С точки зрения Соланы, это было хорошо. С точки зрения пациента — не очень.
Если б он был окружен любящими детьми и внуками, он бы в ней не нуждался.