Unknown

От неудачливого барона разговор перешел на жизнь и быт самого Оглобли. Оказывается, он по совету Ольта взял в ученики местного мальчишку-сироту. Ученики должны были жить вместе с мастером, не столько учась ремеслу, сколько исполняя роль мальчика на побегушках, то есть фактически быть слугой. Подать одно, отнести другое, сбегать к клиенту с третьим – это считалось вполне приемлемым способом преподавания. Для окружающих считалось, что это плата за обучение. А фактически было неприкрытой эксплуатацией бесплатной рабсилы, которой частенько пользовались многие мастера. Было очень выгодно взять в ученики одного или даже несколько дармовых работников, а ученичество могло длиться не один год, а потом по прошествии нескольких лет выпнуть повзрослевшего парня со словами: «Не годен быть мастером. Ни ума, ни сноровки. К учения бесполезен». Многие это знали и все равно шли в ученики, потому что ученика все-таки полагалось кормить и, хотя бы как-нибудь, но одевать. Правда одежкой были лохмотья после хозяина, которые просто жалко было выбрасывать, а едой то, что оставалось на столе после трапезы, но в семьях городской голытьбы иногда и это считали за счастье. Тем более изредка встречались и хорошие мастера, которые и в самом деле учили пацанов какому-нибудь ремеслу. Но сегодня Оглобля, в ожидании гостей, отпустил ученика домой на побывку, вручив в грязные ручонки восьмилетнего пацана каравай хлеба и хороший кусман мяса, чтобы отнес домой матери, вдове с двумя детьми. Так что в доме никого постороннего не было. На рассказе о своем ученике Оглобля вдруг остановился, будто вспомнил о чем-то и, хитро посмотрев на Ольта, полез под нары. Вытащил оттуда мешок, а уж из него пару новеньких сапог.

-А ведь сшил я тебе сапоги. Ох и вымотали они меня. У нас ведь так не шьют. И где такой фасон нашел?

- Где, где… В тайге. – уже привычно ответил Ольт, протягивая руку за сапогами.

Обувка пришлась впору и пришлась ему по вкусу. Внешне она точь-в-точь была похожа на офицерские хромовые сапоги, только голенища были пониже и пошире. Ольт так специально заказал, что бы в них можно было таскать нож, так называемый засапожник. Как этого добился Оглобля, из чего сделал – Ольта не интересовало. Главное, что на ноге они сидели как влитые и у них было все, что по мнению заказчика, должно быть у нормальной обуви. Осталось только подобрать материал и вырезать стельки по размеру. А то Ольту уже надоело бегать в лаптях. Конечно тоже обувь хорошая, легкая, но менять их каждый месяц, а больше они не выдерживал, да еще носить под них обмотки – было той еще маетой. Да и по проходимости они сильно уступали сапогам.

Ольт притопнул правой ногой, проверяя, как сидит на ней сапог. Все было отлично, оставалось только завтра прикупить холста на портянки. Карно с Вьюном тоже с интересом смотрели на обновку. Но именно только смотреть. Примерить, как бы им не хотелось, не получилось бы. Размер был явно не их. Поспорили о достоинствах и недостатках, но без примерки что-то доказать было невозможно, единственное на чем сошлись без спора – это то, что внешний вид конечно был красив. Поэтому, недолго посовещавшись, тоже заказали Оглобле по паре новых сапог, тем более, что в деньгах проблемы не было. И хотя Оглобля махал руками, отказываясь от платы, лесовики настояли на своем. Ольт был с ними согласен. Любая работа стоит денег. В конце концов уломали сапожника и довольные опять уселись за стол, обмыть Ольтову обновку. Наверно во всех мирах есть такое правило – при покупке новой вещи устраивать праздник. Неизвестно откуда это пошло. Может первый обладатель счастливой покупки решил похвастаться своим богатством и посмотреть на перекошенные от зависти лица соседей, а может соседи со злости заставили раскошелиться счастливчика, чтобы ввести его хоть в какой-то дополнительный расход. Впрочем, Ольт был уверен, что все дело в банальном желании найти повод выпить, что сейчас мужики и делали. Хотя Вьюн выпил только одну кружку, все отнеслись к этому с уважением и лишний раз его не беспокоили. Все помнили, что он уже почти женатый человек. Здесь не было такого дурного обычая -приставать к трезвеннику с сакраментальным вопросом: «ты меня уважаешь?». Ольту естественно не наливали, хотя если бы сильно напрягся, то наверно мог бы выклянчить полкружечки, но ему самому не хотелось. Бросил пить еще в той жизни после первого инсульта, пройдя по самому краю, и в этой жизни не хотел начинать заново, с ужасом вспоминая, как он не жалел свое тогдашнее тело, травя его самыми различными способами. Но спокойно без ханжества относился к пьющим, тем более, что таким здоровым лбам как Карно и Оглобля, которым местного спотыкача, обыкновенной бражки, сделанная из ягод и не крепче земного пива, надо было выпить столько, чтобы по-настоящему окосеть, что всего один кувшин на столе не внушал никаких опасений.