Unknown

– Понял я, начальник, одно: если не придумаю что-нибудь, мне – кранты! Для Оранжевого люди, что черви дождевые, материал расходный! Вот я и заковал себя по-хитрому, иначе в первых рядах под пули ментовские пошёл бы, а так, какой с меня спрос! Но ведь вот, что характерно, он, падла, раскусил меня на раз! Осклабился разок на мою хитрость, резанул взглядом своим змеиным, но освобождать от железок не стал, обошёлся Чумным и Валуном.

– Да уж… – проворчал Бурдин, внимательно выслушав рассказчика, – натворили дружки твои делов, как будто им головы поменяли! Он что, их в зомби безмозглых превратил?

– Про зомби не знаю, а вот твои соратники их махом в мертвяки определили…

– Ага! А ты, как думал! Они крушить будут, а на них любоваться станут! Нет, знаешь ли, что спросили, то и получили! Так что, ты радуйся смекалке своей, на сей раз не подвела!

Бурдин вскочил и сгоряча хотел ещё «насыпать по шапке» наглецу, посмевшему упрекать доблестные органы за право на защиту, но остановился, вгляделся в серьёзную физиономию оппонента и уселся обратно.

Радость от своей смекалки Гужа, конечно, проявил и опрокинул ещё сто грамм водочки, но как-то вяло, неискренне.

С самым сумрачным видом закинул кусок колбасы в рот, без аппетита стал жевать. Опер, сидя напротив, вопросительно воззрился, словно пытался прочесть что-либо по лицу собутыльника.

– Когда этот змей уползти решил из камеры, остановился рядом, зыркнул на меня так, что дыхание перебило, – после небольшой паузы сознался сей кримэлемент,

– объявил, что должок на мне висеть будет, сам к выходу и исчез, как будто и не было его.

– О как! – удивился Бурдин, – должок, это в смысле за то, что живой остался?

– Вернее, он оставил в живых.

На несколько минут оба замолчали. Гужа допил водку, закурил. Капитан сидел, опустив голову, он мысленно переваривал информацию. То, что он узнал сегодня, не то чтобы ошеломило его, но всё же вышибло из привычного мировоззрения.

Сразу после «чепе», так сказать, по горячим следам, он обходил и расспрашивал коллег, старался из их ответов и объяснений не только воссоздать картину произошедшего, но и понять задействованный в сознании людей механизм, толкнувший их на преступление, вернее, то горючее, что заставило этот механизм сработать.

Потом этот разговор с Гужой в камере. Он что-то дополнил, отдельные моменты прояснил, но не ответил на главный вопрос – что это было? Люди, по сути дела, пошли на самоубийство! Капитан знал этих подсадных, уважения к ним не испытывал, но и за дураков их не держал. Ну, Валун разве, бывший боксёр, по голове его достаточно настучали в своё время, но не настолько же, чтобы напрочь отбить инстинкт самосохранения. А про Чумного в плане слабоумия и речи нет, тот ещё шахматист!

В итоге получалось нечто из области неизведанной, до этих пор незнакомой, к тому же потусторонней, инфернальной, если хотите! Ну а эти, извините, суеверия, для опера они, что бульон от топора! Для искреннего материалиста до мозга костей диагноз один – лечиться и лечиться! Помнится, нечто подобное говаривал когда-то один именитый вождь. Тем не менее, подозрения на «что-то здесь не то» возникли ещё в отделе, а сейчас Гужа, по сути, подтвердил их. Нет, этот выверт человеческой породы, конечно, мог и присочинить, тот ещё «шар с пером!». Но служивый чувствовал – не врёт. Наконец, вроде выяснив всё, что хотел, капитан собрался отбыть к дому поближе, но перед самым уходом Гужа ошарашил его «пустячковой просьбочкой»!

По вопросам начальника он понимает ход его суждений, сам в сомнениях таких! Тут ведь, посерьёзней человеческих страстей, дело будет! Замешалось нечто нечистое сюда, УПК бессилен объяснить. Поэтому есть тема, слушай сюда, – он, Гужа, подломит магазинчик, оставит следок и позвонит капитану из дому. А начальник примчится, «в лёгкую» раскроет дело по горячему и в дамках! Вот так! Начальнику благодарность, поощрение на службе, очередное раскрытое дело, а ему отдых на свою «пятёрочку», как почтенному представителю рецидива. В камере и заховается на время от этого злыдня-нелюдя! Всем хорошо, всё простенько и без затей!

Капитан внимательно смотрел на Гужу, минуты три смотрел! Нет, не настолько он пьяный. Баламут, конечно, законченный, но сейчас мрачен как никогда. Потом махнул рукой и уже с порога посоветовал выбросить из башки подобные мысли! В случае обострения шизы сходить в церковь, помолиться, свечки поставить или к священнику обратиться, те в помощи душевной не отказывают никому, даже умалишённым!

Всё это происходило в далёком прошлом, но он ничего не забыл, как будто это было вчера. Промаявшись несколько часов, измучавшись воспоминаниями, Бурбелла уснул, но ненадолго, часа через два его разбудила телефонным звонком супруга и повелела срочно перевести на карточку дочери двадцать пять тысяч рублей.

Выслушав небольшие новости, очередной инструктаж драгоценной половины и отключившись, он твёрдо решил, – «поеду и будь, что будет!».

В логове