Unknown

Бурбелла молчал. Самое поганое, что этот упырь был прав. Нет, не то чтобы на все сто! Но долю правды он изложил, вот только признаваться в этом не хотелось, потому подполковник и молчал.

– Приблизься, служивый. Или уже не служивый? Точно, вижу, выслужил своё и на пенсию! Майором?

– Подполковником, – подойдя поближе, негромко ответил бывший опер.

– Ладно, ну и чего тебе надобно, сержант-капитан-подполковник? Какого рожна, спрашивается, припёрся сюда? Тебя я вроде не обижал, проблем тебе не сочинил, в лужу ты сам сел, так ведь? Так! Значит, и не обязан ничем!

Они смотрели друг на друга. Бурбелла вдруг понял, что завидует этому наглому хмырю.

Прошло столько лет, а Ирокез не изменился абсолютно, тот же мелированный бобрик, только не оранжевый, тот же взгляд, как укол рапиры, тело сухое, мускулистое, движения молодые, точные и стремительные.

Подруга вон возлежит роковая, за такую можно всё…эх! Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, огляделся как бы внове. Из гамака на них смотрела уже с любопытством (вот же бабы, племя сорочье) мавританка. Уши как у белки торчком, ну как же, интересно до синевы!

Ирокез глядел насмешливо, но пока молчал, ждал.

– С просьбой я, – хрипло проговорил посетитель, прокашлялся и достал из барсетки сотовый. Найдя нужный кадр, увеличил, сделал отчётливей и подал хозяину с вопросом, – может, подскажите, что это за штукенция?

Ирокез равнодушно взял телефон и взглянул…

Последнее, что уловил Бурбелла, это озарение от стремительно раздувающегося пузыря с мечущимися внутри сиреневыми молниями.

Пузырь мгновенно побагровел и взорвался, отбросив хозяина, ударной волной сшибло и Бурбеллу. Он, отлетев, обо что-то сильно ударился и отключился.

Пришёл в себя от ворчания мавританки, та, стоя на коленях, перебинтовывала руки сидевшему на ковре Ирокезу.

– Я же предупреждала тебя, гнать надо было этого паршивца! Мне он сразу не понравился! Давай его сгною заживо? Или вон ролангу отдам!

– Погоди ты с репрессалиями своими, мужик этот не при делах.

– Киф аль-саха?

– Да, самочувствие сейчас нормальное, и я в разуме, не обольщайся!

Бурбелла, пошатываясь, поднялся…

– Маридка! – прогремел голос Ирокеза. – Не смей!

Прозвучало в нужный момент. Перед причиной для досады возникла злющая фурия с пылающим взглядом и кривым ханджаром с серебристыми аятами из корана вокруг рукояти.

Женская рука довольно умело держала сей предмет перед лицом виновного во всех грехах, правда, тот, ещё не понимая, что происходит, лишь очумело водил глазами и тщился что-то сказать.

– Налей ему вина что ли, видишь, посланец не в себе слегка, – распорядился хозяин, морщась от боли в обожженных руках.

Вино было хорошее, служивому понравилось, без разрешения он налил себе ещё фужер.

Мавританка с недовольной видом отошла от этого невежи и присела рядом с раненым, дабы сдержаться и не убить раньше времени чересчур дерзкого представителя людишек никчемных.

– Где мой телефон? – обретя дар речи, с поразительной прямотой хозяина, у которого отняли дорогую вещь, поинтересовался рачительный Бурбелла.

Красавица презрительно фыркнула. Ирокез кивнул ей, и Маридка кинжалом подцепила кусок чего-то оплавленного и протянула интересующемуся товарищу.

– Это не моё, – сухо прозвучало замечание товарища, – я вам дал в руки нормальный целый телефон! Попрошу вернуть мой или компенсировать убыток. Он, между прочим, денег стоит!

Мавританка опять стала закипать, но опер на пенсии – не миллионер, понимаете ли! Так что пострадавший материально отступать не собирался. Хозяин с любопытством окинул взглядом этого наглеца, как будто впервые его увидел.

– Да, права отчасти Маридка, репейник ты, за деревенским амбаром растущий. Колючий, цепкий и противный, как все репейники. Всё с фуражкой случай не можешь забыть. Ладно, дай ему из шкатулки… вон из той.

Он указал рукой, из какой конкретно. Брюнетка с крайне недовольным видом достала что-то, подошла и, взяв за руку, вложила Бурбелле в ладонь нечто.

– Возьми, чернь, на это десять подобных телефонов купишь.

На ладони лежала монета. Непростая, старинная. Арабская вязь, наверняка, суры из корана, а от прикосновения и запаха этой женщины Бурбеллу внезапно пробило вожделением словно двадцатилетнего! Он вдруг с ужасом почувствовал, что сейчас накинется на эту роскошную чародейку в любовном порыве и будет убит!

С трудом отогнав от себя наваждение, налил себе ещё фужер и с удовольствием его опустошил, только после этого осмелился уточнить, дабы не было сомнений.

– Золото?

– Золотой динар арабской империи сразу после времён Аббасидской династии Бахадайладах, – со знанием дела пояснил хозяин, с любопытством наблюдавший эту сцену.

– «Ясен перец, разбогател на чёрных-то делах, – но вслух озвучивать эту мысль подполковник благоразумно не рискнул, – золотишко чистое, грамм пять будет».

Убрал в кармашек барсетки и стал намного спокойней ожидать будущего.

– Так, за телефон мы в расчёте, – объявил нечестивый богатей, – теперь хочу у тебя…

– Позвольте, но Вы не сказали мне того, зачем я, собственно, и пришёл, – не совсем почтительно перебил говорившего бесцеремонный гость.