Unknown

Ирокез мановением руки вновь успокоил побелевшую от гнева мавританку.

– Понимаешь, не разглядел я толком, что там такое. Взорвалось же, сам видел. Да быстро так! – искренне и проникновенно, прижав руки в бинтах к груди, произнёс пострадавший и поник головой, видимо, от потрясений и мук. Душевных и физических, вот только от каких более – неизвестно.

– Вы знаете, а мне показалось, что вы всё успели рассмотреть, – недоверчиво глядя на этого «правдолюбца», позволил себе усомниться Бурбелла.

Возникла некая пауза.

– Вот, что значит опер, пусть и бывший. На краденом авто не объедешь, расшифрует враз. Ладно, слушай, но это последняя тебе уступка, учти. Штука эта – знак принадлежности к тайному ордену. Древнему магическому ордену. Также это – некий ключ в сообщества и клубы, секретные собрания и ложи. Он указывает ранг, повелевает помогать и исполнять все требования и приказы, исходящие от владельца этого знака. Орден этот очень могущественный, существует до сих пор. Ранг хозяина этого фалера высокий, весьма высокий. Это всё, что надо тебе знать.

Бурбелла с интересом внимал каждому слову, впитывал, как говорится, до молекулы.

– Теперь ответь-ка мне, откуда у тебя в телефоне этот снимок? Отвечай без утайки, почувствую враньё – испепелю! Или Маридке отдам, а там даже представить себе не смогу твою дальнейшую участь!

– Знаю немного, ну, а про что знаю – скажу. Фото сделали с Военруком у Барыни в «Вотчине».

Понимая так, что на вопрос он честно ответил, замолчал, ожидая следующего.

– Барыня-боярыня. Не Морозова, случаем, ей фамилия? – после некоторого осмысления иронично осведомился Ирокез. – Давай-ка, мистер Пиббоди, по порядку. Кто такой Военрук?

– Ну-у, он – помощник Барыни, можно сказать, правая рука её.

– Правая? Правая, это хорошо, – как бы в задумчивости произнёс хозяин, – и что за барыня? У неё есть имя?

– Конечно, зовут её Алёна Юрьевна. Фамилии не знаю, – сознался бывший опер.

– Барыня да Барыня, все её так называют.

– М-да. Барыня, вотчина…какое-то крепостничество. У меня подозрение начинает возникать, всё ж таки надо тебя отдать Маридке!

– Да за что? – искренне возмутился Бурбелла. – У Вас вон дом тоже непонятен для здешних мест, но я же не возмущаюсь! Кто как хочет, так и … – бросив взгляд на мавританку, споткнулся на слове, – волен поступать по своим желаниям! А Вотчиной называют загородный дом Барыни. Прекрасное место, любят они там отдыхать летом, участок размером с гектар будет, цветы, речка. Всё своё! Уж с моей-то утлой дачей не сравнить, да что говорить, мечта, да и только!

Он уныло махнул рукой, – мне бы вот такую Вотчину, самый счастливый был бы человек. Я сюда приехал по её просьбе! Попросила разузнать про эту безделушку, ну заплатит, конечно, не без того-с.

– Погоди, ты хочешь сказать, приехал ко мне из-за денег? Тебе заплатят?

– Да, из-за денег! Это у Вас золотых дирхемов полно…

– Динаров, – поправил хозяин, пребывающий в некотором раздумье, – золотых динаров.

– Вот-вот, золотых, а я, подпол на пенсии, только что не нищий! Жене работать нельзя, дочь – студентка, вот и приходиться наступать на горло песне. Да вы, что думаете, я бы сюда даром попёрся!? Вот так запросто?

– Другим словом, тебя не подослали. А ты сам из-за денег, добровольно? – поинтересовался Ирокез.

Бурбелла безнадёжно махнул рукой и без политесов, отринув лишнее жеманство, налил себе очередной полный фужер вкусного вина, опрокинул залпом, отдышался и похвалил, – хорошее у вас вино, господин шейх!

Мавританку даже передёрнуло, но мужчины уже привыкли и внимания не обратили.

– Ну, так давай ещё по одной, – предложил щедрый хозяин, – Мавра, налей!

Потом они долго сидели напротив друг друга, незаметно опустошили второй кувшин, затем третий…

Бурбелла вопреки своей натуре разболтался, правда, грань дозволенного соблюдал, фамильярностей не допускал. Мавританка покачивалась в гамаке и снисходительно посматривала на «пьяных мужиков». Только вот Ирокез пьяным не был, а Бурбелла хоть и был, но стаж не пропьёшь, всё осознавал.

– Не скрою, был удивлён, когда увидел тебя, капитан, – откровенничал этот «душелюб», – после дела о секте меня все здешние и нездешние галифе избегают. В мою сторону боятся посмотреть, страшный я, видите ли, а я ведь простой парень. Беззатейный такой, знашь-понимашь… ещё вина?

Бурбелла охотно пил и соглашался. Да, сам по своей воле. Да, из-за денег. Конечно, знал, на что шёл, но сознательно. Да, помнит. Нет, вот откуда этот медальон у Барыни, он не знает. Да, да… конечно, нет…

Потом, как удар кувалдой по голове и провал в невероятно чёрную бездну с золотыми блёстками. В этой кромешной, но абсолютно не страшной, а даже гостеприимной такой, бархатной тьме, он стремительно падал в бездонную пропасть! Вернее, это было не падение, скорее полёт, и сладкая щекотка снизу пробивала весь организм! Вдобавок при парении в невесомости не было страха, никакого ужаса перед неизвестным будущим, а когда в его руке оказалась чья-то узкая ладошка, не было удивлений и сомнений, а была уверенность и блаженство от объятий …