В конце шестидесятых годов XV века Иван III снял ярославских князей с их родовых насиженных гнезд; «простились они со всеми своими вотчинами навек, подавали их великому князю Ивану Васильевичу», а он дал им взамен волости и села в иных своих владениях, вырвав с корнем их прежнее местное влияние. Княжеская власть над Ярославской землей перешла в руки московского боярина-наместника, который «отписывает на государя» села и деревни местных землевладельцев, записывает в великокняжескую дворовую боевую службу местных бояр и детей боярских. Такая запись местных служилых землевладельцев в государеву службу производилась, несомненно, и в других областях. Так организованы кадры ратной силы разных ярославцев, дмитровцев, кашинцев и т.п., которые «служат великому князю». Это была служба личная, не все местное население, годное в службу по личным свойствам и землевладельческому положению, втягивалось в нее, а с выбором и в порядке принудительного перечисления за великого князя местных бояр и дворян – в дети боярские его государева двора. При Василии III эта практика сложилась в нормальную систему: «каждые два или три года, так сообщает барон Герберштейн, государь производит набор по областям и переписывает детей боярских с целью узнать их число и сколько у кого лошадей и служителей», а служат они «по достаткам своего имущества» ратную службу, от которой редко дается отдых, по местным уездным спискам. Но далеко не всех князей-вотчинников постигла судьба ярославских отчичей. Большинство осталось «княжатами» на своих землях – крупными привилегированными вотчинниками. И в течение XVI века немало мелкого служилого люда, по старому, служит не великому князю, а этим княжатам и близким к ним по положению боярам или церковным властям. Только грозы опричнины и мероприятия последних десятилетий царствования Ивана Грозного завершили начатое его дедом.
Падение вольности Великого Новгорода сопровождалось «выводом» и «перебором» людей и земель в весьма широких размерах. Приняв Новгород под свою державу, Иван III велел распустить из княжеских и боярских дворов служилых людей и зачислить их на свою государеву службу. А новгородские бояре и дети боярские били челом и приказывались в службу великому князю. Но дело на том не кончилось. Политическое брожение новгородского общества дало Ивану III повод вывести из Новгородской земли в несколько приемов все местное боярство и отписать на себя его вотчины. Эти бояре были поселены на землях, пожалованных им в Московской области, и вошли в состав московского служилого люда. По-видимому, значительная часть новгородского боярства удержалась, притом, в боярском звании, по крайней мере, среди бояр Московского государства встречаем затем ряд новгородских фамилий, другие вошли в разряд второстепенных государевых слуг – детей боярских и дворян. Но вывод новгородский не ограничен боярами. К концу восьмидесятых годов XV века он захватил большое число житьих людей и купцов, а на их место переведены московские дети боярские и купцы, которых великий князь пожаловал дворами и землями высланных «на Низ», а те расселены по городам Московского государства. Самый размер этих перетасовок выходит за пределы простой репрессивной меры. В этих суровых и резких формах проходит перед нами, с одной стороны, организация на развалинах новгородского народоправства государевой ратной службы в новгородской окраине Московского государства: обширные конфискации владычных, монастырских и боярских земель, частью за действительную или мнимую «вину», частью под предлогом, что это старинные земли великих князей, освоенные новгородцами в период упадка княжеской власти в Новгороде, дали в руки великокняжескому правительству значительный земельный фонд, который пошел на содержание служилых людей, а частью – на оброчные волости – доходные статьи княжеской казны. С другой стороны, в этих мероприятиях видим первые, революционные по приемам, опыты той политики искусственного сосредоточения к московскому центру руководящих общественных сил и средств торгово-промышленного капитала, которая так характерна для московского государственного строительства. При Василии III такому же выводу подверглись верхи псковского общества, поистине не было преувеличения в словах Герберштейна, что великокняжеская власть распоряжается по своей воле жизнью и имуществом всех.